— Теперь Лиза живёт с ним, — продолжила она, как только смогла говорить. — И ведь она его не любит. Но знаете ли, деньги, спокойная жизнь без соседей — я не могла дать ей этого. И я её не виню. Другую в такой ситуации я считала бы продажной и всё такое, но здесь — я же хорошо знаю Лизку. Для неё так естественно, чтобы у неё всё было хорошо, и ведь она этого заслуживает. Я помню, как она страдала без денег, как переживала из-за того, что я ей помогаю. Глупая! Я ведь от души. А так — она решила свои проблемы. Но какой ценой! Теперь наверняка жалеет — да что поделаешь… Лизка человек жутко рассеянный, хотя вообще очень обязательный. Мне очень её не хватало, хоть мы и по-прежнему много общались, но, знаете, это уже было не то. На самом деле мне безумно интересно, что в ней в это время происходило. Но позавчера, после последнего экзамена она пришла ко мне и сказала вдруг, что больше не хочет меня видеть. Причём на экзамене ещё было всё нормально. Она попросила меня помочь ей решить задачу. Всё было вполне по-дружески. А вечером вот… И она не просто сказала, что не хочет меня видеть, но и — самое ужасное, самое вообще чудовищное — вернула мне свитер — мой подарок. Я подарила его в самые лучшие дни нашей дружбы, подарила с такой радостью! Она меня этим больше всего оскорбила. Я не понимаю, почему так случилось. Может быть, её заставил Саша, может быть, ей что-то про меня плохое сказали — не знаю. Может, она теперь жалеет, может, ещё всё наладится. Ах, вы знаете, она такая гордая, даже если будет жалеть — первой не придёт, а мне к ней идти после того, как она так… Не знаю… Но, как бы то ни было, сейчас мне, сами понимаете, очень обидно и горько.
Сказала — и стало легче. Но снова непонятно откуда появилось это тухлое ощущение содеянной подлости.
— Да, детка, нехорошая история, — сказала женщина. — Всегда на рубеже веков многие беды с людьми приключаются. Ну да ты не печалься. Как тебя звать-то?
— Маруся.
— А меня тётя Тася.
Ни одного идиотского вопроса из тех, что почти всегда возникали при знакомстве: почему Маруся, почему не Маша. Кто-то даже спросил однажды, как полное имя. Но попутчица сразу всё восприняла как должное.
— Так ты, Марусенька, не печалься. Твоё горе — это ещё не горе. Вот у меня было горе. Потеряла мужа и семнадцатилетнего сына, и ничего, видишь, жива.
Маруся надеялась, что подробностей не будет — и без того находилась в прескверном настроении. Но не тут-то было. Ей пришлось выслушать жуткую историю об изощрённо жестоком убийстве сына и о смерти мужа от инсульта на другой день после случившегося. Причём в какие бы ужасные подробности женщина не влезала, интонации её голоса не менялись, он оставался всё таким же бесстрастным и ровным, и хоть Маруся была взволнована рассказом и прониклась сочувствием к рассказчице, в глубине души её шевелилась нехорошая мысль: «Ну всё, как минимум на сегодня ночной кошмар мне обеспечен».
