Я борюсь со сном, когда ко мне приходит Грейс. Не хочу закрывать глаза, потому что стоит мне это сделать, и перед внутренним взором встает тот мужчина с улицы, мертвая девушка, отбрасывающий стул пинком к стене Райс. Но чаще всего я вижу мужчину, бредущего по стоянке и зовущего кого? Друга? Любимого? Отца? Брата? Меня мучают вопросы. Хотел ли он жить? Смог бы он выжить? Получается, что я решила, жить ему или умереть? Я загоняю мысли о том, что совершила, подальше, иначе зациклюсь на этом. Убийца. Так зовут Трейс и Грейс Кэри, но убийца не Кэри. Убийца — я. Вот о чем я думаю, слыша шаги Грейс. Остановившись в дверях, она усиленно пытается не смотреть мне в глаза.
— Райс сказал, что, скорее всего, ты никого не хочешь видеть.
Что еще ей мог сказать Райс?
— Но я хотела увидеть тебя, — продолжает Грейс.
Я гадаю, что последует за этим. Он сказал, что ты пошла туда умирать. Что ты сумасшедшая. Что ты опасна для всех нас. Что ты — убийца.
— Он сказал, что мужчина был ранен. И умирал. — Она умолкает. — Он сказал, что это был не мой папа.
Значит, меня он не выдал.
— Это был не твой папа, — повторяю я слова Райса.
Грейс вздыхает так, словно только теперь позволила себе окончательно в это поверить. Пересекает комнату и садится на краешке моей кушетки. Некоторое время она нервно кусает ногти.
— Я не понимаю тебя, — наконец признается она.
— А что тут понимать?
— Ты же сделала это… не из-за того, что я тебе сказала? Не из-за того, что хотела загладить передо мной свою вину?
— Разве это имеет какое-то значение?
— Если бы ты умерла, меня бы это мучило.
— Я сделала свой выбор. И ты бы не была виновата в моей смерти, — отвечаю я. — И твои родители тоже сделали свой выбор.
— Не надо.
— Они сами предложили пойти первыми.
— Замолчи, Слоун.
— Мы обе присутствовали при этом.
— О, так ты считаешь, что раз пошла туда, то можешь теперь говорить мне подобное? — злится она. — Черта с два я буду это терпеть.
Пожав плечами, я снова закрываю глаза. Меня тянет в сон. Я хочу, чтобы Грейс ушла и я смогла поспать. Мое дыхание выравнивается, и я позволяю себе задремать.
Грейс поднимается с кушетки.
— Знаешь, что меня бесит? — спрашивает она, и я выплываю из дремы. — То, как все об этом говорят. Что мои родители сами решили выйти на ту аллею, что они полностью осознавали, что могут там погибнуть. Но они ни за что бы этого не сделали, если бы подозревали, что есть хотя бы малейший риск. Никто не думает об этом.
— Но они сделали это, — говорю я.
