— Надо, — пророкотал дракон, откусывая кусок лепешки и загребая горсть плова рукой из казана. — Не обижай их, пожалуйста.
И она ела, и он ел, и их благодарили за это и радовались, что посетили их жилище и принесли благословение. Все эти речи дракон переводил ей, а она старалась держать спину и улыбку на лице. Было тяжело и больно. И хотелось ударить красноволосого, устроившего эмоциональный прессинг.
Вернулись они во дворец часам к четырем, под палящим зноем. У Ангелины разболелась голова и хотелось плакать.
— Так ты станешь моей женой, принцесса? — спросил он, внимательно глядя на нее.
— Я не меняю своих решений, — сказала она. — Никогда.
— Никогда — слишком долго для однозначности, — пророкотал он и ушел.
К вечеру стала понятна причина ее плаксивости и агрессивности — пришли ежемесячные женские неприятности. Жара просто убивала, отсутствие нормальных и привычных средств гигиены раздражало, еда казалась слишком острой, запах цветов вызывал мигрень, служанки — были очень навязчивыми, сладости — сладкими, кровать-мягкой. И никого из родных не было рядом, не чтобы пожаловаться, а чтобы просто ощутить, что она не одна.
Она подняла мешочек с чаем, так и лежащий у окна, заварила и выпила чашку. Потом еще и еще. И этот домашний вкус наконец-то ее успокоил.
Мариан
Василина торопилась — сегодня была первая официальная встреча с коллегами, первый ее межгосударственный совет. Поэтому она быстро доела завтрак, передала Мартинку няне,
Поцеловала Мариана:
— Уверен, что не хочешь пойти со мной?
Он был немного напряжен, и хотелось остаться, расспросить, в чем дело, но время поджимало.
Байдек обнял ее, погладил по спине:
— У меня срочный разговор с Тандаджи, мышонок. Ты справишься, не переживай.
Она хотела попросить перенести разговор, потому что привычная поддержка его вселяла спокойствие, но подумала, что надо когда-то становиться самостоятельной. Прижалась к нему, еще раз поцеловала и вышла.
Барон, прихватив чашку с чаем, спокойно отвел мальчишек в детский сад при дворце, где с маленькими принцами находились и дети придворных, вернулся в свои покои, поднял телефонную трубку:
— Тандаджи, слушаю, — раздался суховатый голос начальника разведуправления.
— Меня отравили, — коротко сообщил Мариан, с трудом выговаривая слова и чувствуя, как начавший скручиваться внутри еще за завтраком болезненный узел начинает пробивать тело судорогами, — пришли в покои виталистов и своих людей. И тихо, чтобы Василина не знала!
