Но девушка молчит, не поднимая глаз.
— Или, может быть, вы думаете, что это честно — вторгаться в семью и кружить голову чужому мужу? Я вас спрашиваю: вы это считаете честным?
— Уж это, конечно… Кто же это будет считать?
Сохраняя неподвижность в лице, она глядит вниз.
— Очень даже сочувственно.
Варвара Михайловна испытывает раздражение.
— Кажется, я ошиблась, рассказав обо всем этом вам?
Отнимает муфту от лица Агния нерешительно взглядывает.
— Вы сказываете, они теперь в Петрограде? Вот они как! Хотят быть вдалеке. Этак для них гораздо вернее. Нешто их там достанешь?
Отряхнув иней с подола, Варвара Михайловна медленно поднимается со скамейки.
— Прощайте, Агния.
— Прощайте, барыня.
Она опять нагибается к ее руке, но Варвара Михайловна отнимает свою.
— Барыня, вы не гневайтесь на меня. Вы дозвольте мне пообдумать.
Обе они молчат.
— Вы меня всегда покидали, Агния. Вы никогда не хотели мне служить так, как могли бы.
— Грех вам так говорить, барыня. И чем же я вам могу в таком деле сослужить? Вы сами знаете… Ах, ax!.. Вот грех!
Она провожает Варвару Михайловну до конца бульвара. Ее глаза бегают, иногда быстро останавливаясь на бывшей госпоже.
— Конечно, поддаваться им зачем же? У вас ведь тоже семейство. Очень, барыня, сочувственно. Я это вполне могу понимать, но ведь что ж тут, барыня, поделаешь? Приходится, видно, терпеть, милая барыня. Наша сестра все так: терпи да терпи!
И вдруг отчетливо выплывает подло издевающееся лицо Раисы. Остановившись, Варвара Михайловна говорит:
— Дальше я пойду одна. Я могу вас видеть сегодня же в пять часов вечера. Вы подумайте. Я говорю это вполне серьезно.
— Слушаю, барыня.
Чтобы скрыть гримасу отвращения, она закрывается муфтой. Но гадкие слова входят в душу, в пальцы, во все, и даже кажется, что это не она их сейчас сказала. Торопливо повернувшись, она уходит. Захватывает дыхание, и отекшие ноги переступают с трудом. Часы на колокольне показывают без четверти три. Стараясь не смотреть, с трудом волочит ноги по площади.
О, пусть ей скажут, почему она неправа!..
