Налив стакан горячего чая и окунув в него толстый ломоть лимона, с упоением разваливается на грязном диване и в первый раз за долгие годы широко и радостно улыбается.
Потом ему хочется думать опять о Раисе и о том, что она поступила нехорошо по отношению к нему. Но мысль движется скучно и вяло, и, в конце концов, ему хочется одного: спокойствия и тишины.
Вытянув ноги, он укладывается поудобнее. Понимает, что ведет себя легкомысленно. Ведь он должен быть озабочен и огорчен, он должен думать, думать. Но это ему никак не удается. Несколько раз он заставляет себя вернуться к мысли о Варюше… о Раисе… и совершенно незаметно засыпает.
Резкий, настойчивый стук в дверь.
Спускает ноги с дивана и ничего не может понять. Голова налита.
— Вас просят к телефону.
— Кто? Откуда?
Ничего не понимает. Потом с новою силою охватывает суеверный страх. Да ведь это же черт знает что! Кто и как мог узнать, что он здесь? Это несомненная организация, облава. Вдруг вспоминается странный старик в цилиндре в вестибюле «Метрополя».
«Я схожу с ума», — подумал он и сказал:
— Скажите, что меня здесь нет… что я сплю… что я болен… Или нет, скажите, что я уехал в Клин или в Киев, или еще лучше, в Елисаветград. Слышите? В Елисаветград.
Он уходит и возвращается.
— Я им сказал, что вы уехали в Петроград, а они не верят. Это звонят барыня.
— В Петроград? Да вы меня зарезали! Понимаете, что вы сделали? Вам было приказано сказать: в Елисаветград.
— Я не расслышал.
Медленно варом залило сердце. Но почему он так испугался? Разве же ему теперь не все равно, что подумает она?
— …Я у телефона. Это… ты?
— Да, это я.
Немного помолчав:
— Ты что сейчас делаешь?
Ему смешно и вместе жутко от этого вопроса. Ему кажется, что она точно шарит своим голосом вокруг него.
— Я спал.
Слышно, как она долго смеется.
— Ну, вот… я в этом была убеждена… Где же ты сегодня обедал?
Нахмурившись, он говорит.
— А что?
Она молчит. Потом продолжает:
— Итак, ты спал? Надо сознаться, что ты выбрал для этого самый подходящий момент.
— Что тебе, собственно, надо от меня? — говорит он, задыхаясь: — Ведь ты не хочешь меня пускать домой? Кроме того, это — гадость; ты за мной шпионишь. Ты пала настолько низко, что ниже уже невозможно пасть.
— Но из этого не следует, что я рассчитываю позволить тебе преспокойно спать в номерах.
Он вслушивается, но голос у нее совершенно спокойный, нормальный.
— Ты вызвала меня к телефону, чтобы издеваться надо мной? Ты, моя жена, пользуешься услугами каких-то темных лиц. Ведь это же позор, ужас! О чем ты думаешь? На что ты надеешься? Я не знаю, как мне с тобой говорить. Я уничтожен, я убит. Я… я не знаю, что это творится со мною. Я не верю своему слуху, своим глазам…
