Тем не менее МООК и обусловленная им дематериализация учебного процесса вызывает кризис подлинности обучения. По данным Pew Research Center[54], многие люди уверены, будто к 2020 году заработает массовая система «дистанционного обучения» и залитые весенним солнцем кампусы, совместные посиделки за кофе и отдых на лужайках отойдут в прошлое. То есть исчезнет все то, что студенты, учившиеся в эпоху до появления интернета, считали неотъемлемой частью своей жизни.
Есть и более конкретные претензии. Например, оценки выпускников. Другой крестный отец МООК, стэнфордский профессор Себастьян Трун, был одно время увлечен идеей дать образование на уровне Лиги плюща[55] всем страждущим. Но позднее в интервью журналу Fast Company он заявил, что только десять процентов его студентов по линии МООК завершили курс. Профессор был сильно разочарован системой, которую сам помогал создавать: «Мы не даем людям того образования, о котором мечтали многие, в том числе и я, – сказал он. – У нас получился никуда не годный продукт». Подписав почти два миллиона студентов на свои онлайновые курсы, Трун пришел в отчаяние от плачевных результатов. Только половина тех, кто дошел до конца обучения, обладала удовлетворительным знанием материала.
Ын тем не менее сохраняет оптимизм. «Думаю, что очень многое можно и нужно преподавать в режиме онлайн, – сказал он мне. – Экономически, конечно, такая форма обучения выгодна, но я не вижу возможности воспроизвести бесценный опыт наставничества и работы в малых группах. Теперь я хочу заняться автоматизацией таких рутинных вещей, как отчеты и чтение лекций, что позволит профессорам освободить время для живого общения со студентами. Роль традиционного университета надо переосмыслить». Между тем появилось некоммерческое предприятие edX, объявившее в 2013 году о создании программы искусственного интеллекта, которая сможет мгновенно оценивать результаты экзаменов и письменных работ, что избавит преподавателей от необходимости самим проверять их.
Сам Ын часто сравнивает цифровую революцию с подвигом Гутенберга, а это значит, что он верит в неизбежное наступление эры компьютерного просвещения. «Думаю, когда-нибудь нам удастся изменить мир, – убежден он. – Если ребенок из бедной семьи в развивающейся стране пройдет несколько курсов по компьютерным знаниям, к которым прежде он не имел доступа, а затем сможет получить приличную работу, то одним этим мы уже изменим мир». Кто же будет возражать против такого просвещения? Стоит, однако, заметить, что большинство студентов Coursera отнюдь не из развивающихся стран. В настоящее время африканцы составляют 3,6 процента студентов, треть учащихся – из Северной Америки и еще треть – из Европы.
