.
Эрнст Симон (1899 – 1988), еврейский солдат, в 1916 году ушедший на фронт добровольцем, в дальнейшем – деятель сионистского движения и друг Ф. Розенцвейга и М. Бубера, описывал эту перепись как событие, окончательно лишившее немецких евреев надежды на то, что они будут приняты немецким обществом когда бы то ни было: «мы… чувствовали себя ближе к нашим товарищам и верили, что наконец-то стали частью этого чужого для нас народа, который мы так любили… Но теперь степень этого самообмана достигла вершины – и достаточно было даже слабого удара извне, чтобы полностью уничтожить наши иллюзии о собственной защищенности. Таким ударом стала Judenzählung…»196 Апогеем недоверия стал всплеск антисемитизма сразу после окончания войны, когда идея о том, что в неожиданном и незаслуженном сокрушительном поражении Германии виноваты евреи, артикулировалась открыто197.
Другим важнейшим переживанием, которое война принесла немецким евреям, служившим в кайзеровской армии, как уже замечалось, была их встреча с восточноевропейскими евреями. Реакция немецких евреев не была однозначной: от неприятия до восхищения198. Приведем слова Ф. Розенцвейга, который был командирован на курсы офицеров под Варшавой и столкнулся там с традиционным еврейским населением польского местечка. Он писал об этом матери: «Еврейские мальчики восхитительны. Они настолько живые и энергичные, что заставили меня ощутить то, что я чувствую крайне редко, – настоящую гордость за свой народ. Когда мы ехали через местечко, я был поражен евреями. Их одежда очень привлекательна, привлекателен и их язык… Я заметил: то, что у нас характерно лишь для высшего слоя евреев, здесь свойственно всем, – я имею в виду удивительную живость ума… Я хорошо понимаю, почему средний немецкий еврей уже не ощущает ничего общего с восточноевропейскими евреями. Он просто полностью утратил сходство с ними, став обывателем, буржуа…»199
Этому письму Розенцвейга созвучна процитированная выше статья З. Рубашова, который писал, что пути восточноевропейского еврейства и еврейства Германии соотносятся между собой так же, как и «пора цветения, в которой пребывает еврейская культура, – и холодное запустение, которое испытывает культура марранов200 Бордо, отказавшихся от собственного еврейства»201.
«Культ» восточноевропейских евреев получил выражение и в искусстве. Среди писателей, переводчиков и художников, восхищенно изображавших остъюден, – Арнольд Цвейг, Франц Кафка, Эфраим и Фейга Фриш (переводчики литературы на идише), Герман Штрук. В 1920 году в Берлине вышел альбом «Облик восточноевропейских евреев», который состоял из графических работ Штрука (портретов остъюден, выполненных преимущественно во время войны Штруком-солдатом) и текста, написанного Цвейгом. Цвейг противопоставляет восточноевропейских евреев немецким: если у первых лица прекрасны и «неподвластны времени», то у вторых – «жирные лица торговцев»; первые – носители народного духа, вторые его утратили в деловой суматохе
