. Это был прозрачный намек на то, что Бикерман и Ландау провели годы Гражданской войны на территории, контролируемой большевиками, или в эмиграции и своими глазами не видели ни еврейских погромов, ни их последствий, а их рассуждения о Белом движении носили умозрительный характер.
Познер справедливо указывал на то, что «болезнью» русского еврейства Бикерман считал его приверженность к Февральской революции. Свою рецензию, точнее отповедь, Познер заключал следующим пассажем: «Если бы берлинская группка верных старому режиму евреев не была ослеплена страстью во что бы то ни стало повернуть колесницу истории вспять, она не писала бы непристойных вещей о “повальном легкомыслии, безграничной распущенности слова, торжествующем верхоглядстве”, не брала бы на себя смешной роли врачевателя народных ран и не подавала бы праздных советов бороться с большевиками, что русскими евреями делается по мере сил и возможностей и без их напоминаний»652.
Иную реакцию вызвал сборник у Н.А. Бердяева:
Когда я читал сборник «Россия и евреи», я остро чувствовал глубокий трагизм само-сознания русских евреев, которые любят Россию, не любят русской революции и хотят быть русскими патриотами. Я во многом не согласен с мыслями этого сборника, но уважаю усилие объединенной в нем группы утвердить свое достоинство русских евреев вне использования революции в интересах еврейства. Это наводит на мысль о глубоком, быть может, безнадежном трагизме еврейского вопроса 653.
Бердяев подошел к проблемам, обсуждавшимся в сборнике, не с политической, а с религиозно-философской точки зрения и попытался подойти к еврейскому вопросу как «внутреннему вопросу христианского сознания».
Однако взгляд Бердяева был все-таки взглядом «извне», со стороны. Философское или даже просто сколько-нибудь отстраненное от политического контекста отношение к идеям, высказанным в сборнике, было для русских евреев невозможно. Выступление Бикермана со товарищи не забывалось, и уже в начале 1930-х годов И.М. Чериковер как будто со свежим раздражением писал:
Раз человек необузданно мечтает о реставрации старых царских времен, то он логически должен принять и все «аксессуары» такой реставрации, т.е. погромы. Но г. Бикерману, как еврею, это последнее неудобно, и он «решательно отрицает», что «истребляли евреев особо». Ни ген. Деникин, ни даже В. Шульгин, ни многочисленные русские наблюдатели поведения белых на Украине этого не отрицают. А еврей Бикерман, сидевший в глубоком тылу, никогда в глаза не видевший ни Добровольческой армии, ни погромного фронта, решается это отрицать
