Йога бессмертия. Практика адвайты | страница 42
Если раньше ум был зафиксирован на внешних объектах, потом, благодаря технике созерцания, он начал поворачиваться вовнутрь и фиксироваться на каких-то внутренних ощущениях ясности, самоосвобождая объекты и мысли, и добился какого-то внутреннего ясного пространства. И наконец, ум начинает прозревать еще глубже, и внутренним пространством ясности обнаруживается трансцендентальное пространство. Тогда он приходит к пониманию самотрансценденции. Он понимает, что здесь его практика личности, обусловленная личным усилием, эго, волей, заканчивается, она уже не работает. Здесь нужно выходить на иную, сверхличностную плоскость бытия. Он соприкасается с чем-то, что неизмеримо превосходит его. Песни Рамалинги – это такое постоянное соприкосновение с этим пространством.
Рамалинга Свамигал, «Свет Высшей Милости», песнь 1, гл. 4
Йогин соприкасается с этим светом, когда, благодаря недвойственному созерцанию, все вещи становятся для него равностными, когда он открывает «единый вкус» (самарасью). Тогда добро становится равным со злом, правильное становится равным с неправильным, чистое становится равным с нечистым. Тогда медитация становится равной с повседневной работой ума, тогда самадхи и повседневный ум выравниваются. Тогда внутреннее уравнивается с внешним, прошлое, будущее и настоящее уравниваются.
Почему естественное состояние часто сравнивают с огнем или всепожирающим пламенем, которое сжигает клеши и эго? Бог огня, Агни, в древности считался тем, кто всегда говорил правду и соблюдал свои принципы.
Однажды Бхригу Муни похитил жену одного из асуров (такова была его лила). Этот асур решил найти жену и обратился к Агни (богу огня), который считался всеведущим. Агни сказал, где находится его жена, и асур забрал назад свою супругу у Бхригу Муни. Когда Бхригу Муни узнал, кто его выдал, он проклял Агни, но Агни сказал, что не сделал ничего предосудительного: поскольку его обязанность – выполнять свои принципы, он сказал правду и помог человеку в благом деле. Бхригу Муни проклял его, сказав, что теперь он будет есть любую – и чистую, и нечистую – пищу, но когда смягчился, то добавил к проклятью благословение: несмотря на то, что он будет есть любую пищу, он сам всегда будет оставаться чистым.