тут как раз подошел омнибус, и они стали пробираться на свои места. Миссис Марри всю дорогу до Хэмптон-Корта что-то бубнила себе под нос. Элис не слышала всего, но иногда до нее долетали обрывки фраз вроде: "Пришла беда — открывай ворота". "Ночная кукушка дневную перекукует", "Почитай отца и матерь свою…" Элис подумала, что старуха бормочет только пословицы (кроме одной заповеди), ведь Джордж всегда говорил, что мать старомодна, но в словах старухи каждый раз слышался намек на их с Джорджем отношения, и тогда Элис решила, что многие та придумывает сама. Элис говорит, что это вполне в духе матери Джорджа, которая одновременно и старомодная, и вредная, и болтливая, как мясник в субботний вечер. В конце концов они добрались до Хэмптона, и Элис подумала, что, может быть, старухе там понравится, и все они хорошо проведут время. Но та ворчала все громче и громче, и на них уже поглядывали, а одна женщина во весь голос (чтобы они услышали) заявила: "Что ж, и они когда-нибудь состарятся". Эта реплика очень рассердила Элис, потому что, по ее словам, они с Джорджем ничего плохого не делали. Когда старуху привели к каштановой аллее в Буши-парк, она заявила, что та слишком прямая и длинная и на нее скучно смотреть, а олени в парке (сам знаешь, какие они красивые) слишком тощие и выглядят крайне жалко — неплохо бы их подкормить хорошим пойлом из объедков. Она утверждала, что читает в глазах оленей, как они несчастны, и уверена, что егеря их бьют. И так было везде; она хвалила сады в Хаммерсмите и Ганнерсбери, где, по ее словам, росло гораздо больше цветов, а когда ее привели к воде, где было много зелени, она принялась скандалить, упрекая их за то, что ей пришлось тащиться так далеко, чтобы увидеть обыкновенный канал, на котором нет ничего, кроме одной баржи. И так она брюзжала весь день, поэтому Элис была рада-радешенька расстаться с ней и оказаться дома. Ну, разве это не испытание для девушки?
— Да уж, действительно. Но что же все-таки случилось в прошлое воскресенье?
— Совершенно невероятная вещь. Тем утром я обратила внимание, что Элис как-то странно себя ведет: после завтрака она дольше обыкновенного мыла посуду; когда я спросила, скоро ли она сможет помочь мне со стиркой, резко мне ответила, а когда я за чем-то вошла на кухню, то заметила, что работает она с угрюмым видом. В конце концов я поинтересовалась, в чем дело, — тут-то все и выяснилось. Я не поверила своим ушам, когда Элис запинаясь произнесла: миссис Марри считает, что она может найти место получше. Я задавала ей вопрос за вопросом, пока не вытянула из нее все. Да чего же глупенькие и легкомысленные эти молодые девушки! Я сказала ей, что нельзя быть похожей на флюгер. Ты не поверишь, но когда Элис пришла к ужасной старухе в последний раз, та была совсем другим человеком. Не знаю, почему. Она говорила Элис, какая та хорошенькая, какая у нее стройная фигура, отличная походка, и что она знает много девушек далеко не таких умных и красивых, которые зарабатывают те же двадцать пять или тридцать фунтов в год, работая в очень хороших семьях. Похоже, она вошла во все детали и сделала тщательные подсчеты, вычисляя, сколько Элис сможет откладывать, если будет работать у "приличных людей, которые не экономят, не скаредничают и не держат все под замком", а потом лицемерно заявила, что полюбила Элис и теперь может спокойно умереть, зная, что ее дорогой Джордж будет счастлив с доброй женой, тем более, что сбережения Элис, которые ей удастся отложить на новом месте с хорошим жалованьем, помогут им в начале совместной жизни. Свою речь старуха закончила следующим: "И попомни мои слова, дорогая, недолго тебе ждать свадебных колоколов!"
