– Князь Димитрий, князь Димитрий, с вами все хорошо? – осведомился пан, желая скрыть смущение от невнимательности «господарчика».
– Да… да, вельможный пан, со мной все хорошо, – смущенно, запинаясь, ответил Григорий.
– Может быть, у вас голова болит? Мне позвать за лекарем?
– Нет-нет, я здоров, спасибо.
Адам, решив сгладить обстановку, пригласил «царевича» поближе познакомиться с гостями, которые только и ждали мгновения, когда сам московитянин соизволит поприветствовать их.
– Это пан Острожевский, – сказал Адам и указал на полного, средних лет мужчину с большими темными усами и серыми глазами.
Григорий кивком головы поприветствовал вельможного пана.
– А это чета Маговских: пан Ян Маговский и панна Виолетта Маговская.
– Очень приятно, – молодой человек галантно кивнул головой и слегка улыбнулся.
Так прошло полчаса, пока юноша не узнал каждого гостя, как кого зовут и откуда родом. Раньше, в детстве, он так мечтал побывать на балу, потанцевать в паре с красивой дамой, ему чудилось, будто бал – это необыкновенное чудо, в котором нет места для грусти; сейчас же его съедала тоска – нет, не о таком бале грезил он, все было полно чванства, лицемерных улыбок и фальшивых комплиментов. Григорий ощущал на себя их насмешливые взгляды, ухмылки: для европейцев он даже в гусарском костюме оставался диким москалем и еретиком-схизматиком. Молодой человек уже решил было удалиться под каким-нибудь предлогом, дабы не чувствовать себя скованным на балу, как вдруг к нему подошел Константин и, взяв под руку, подвел к пожилому мужчине с редкими седыми волосами, короткими усами, торчащих из-под большого прямого носа, его темные близко посаженные глаза глядели так, словно видели человека на сквозь. От этого пристально взгляда «царевич» внутри съежился и похолодел, немного отступив на шаг, что не ускользнуло от незнакомца.
– Канцлер Лев Сапега, – представил пан незнакомца.
«Лев Сапега? – воскликнул про себя Григорий – Да он же все знает, всю правду о царевиче Димитрии? Неужто настал мой последний час? Неужто я рухну в пропасть, так и не поднявшись на вершину?» Но канцлер едва лишь усмехнулся в усы и проговорил:
– Приветствую вас, князь Димитрий Иоанович. Добро пожаловать в Речь Посполитую.
«Значит, не узнал! А если и узнал, то решил подыграть», – радостно подумал молодой человек.
Конечно, Лев Сапега сразу понял, что мнимый царевич и есть самозванец, о котором писал в посланиях Борис Годунов, более того, во время убийства настоящего царевича канцлер был на Руси и знал обо всем из первых уст, вот почему он с такой усмешкой глянул на Отрепьева, который не имел ничего общего с Димитрием. Канцлер точно знал, что у мальчика не было никаких отличительных признаков вроде бородавок и разной длине рук; знал и то, что тот страдал эпилепсией в тяжелой форме, был слаб здоровьем и безумен – ничего общего с этим крепким, умным человеком. Но, какова бы ни была причина, Сапега решил держать все в тайне… до поры, до времени.
