Годунов отошел от окна и устало сел в резное кресло с золотыми ручками. Вдруг к нему, чуть ли ни бегом, ворвался командир стрельцов и с поклоном сказал:
– Государь, заставы поймали некоего человека, который рассказал, будто бы сам провел беглецов на границу с Литвой.
– Что?! – царь вскочил на ноги и, подбежав к командиру, спросил. – Где его поймали? Кто он?
Командир достал завернутый лист бумаги с печатью и ответил:
– Тут все подробно написано, мой повелитель.
– Я хочу знать здесь и сейчас, кто этот человек, каких беглецов и куда он провел?!
– Того бродягу, что изловили заставы, звать чернец Пимен, что из новгород-северского монастыря. Он-то и рассказал, будто сам лично провел троих монахов из Москвы до первого литовского села, а затем вернулся назад, но по дороге был пойман.
– А он не сказал, что за монахи такие были? – ровным голосом спрашивал Годунов, хотя сам внутри весь трясся.
– Да, сказал. Два постарше, третий совсем молодой, не больше двадцати лет. Тех, которые постарше, звать Варлаам да Мисаил. А молодого зовут Григорий, живший в Чудовом монастыре.
– Григорий?! Не тот ли это малый, что был некогда при патриархе Иове?
– Государь, прошу простить меня, но чернец Пимен больше ничего не мог сказать. Он даже не знал, куда и зачем шли те трое в Литву.
– Ясное дело. Скрывались от царской рассправы, – ответил Борис и усмехнулся, только радости не было.
Отпустив командира стрельцов, царь стал ходить взад-вперед, рассуждая сам с собой: «Значит, в Литву убежал собачий сын. Ну ничего, изловлю тебя и там!»
В висках снова появилась боль. Морщась от нее, Годунов скинул шапку Мономаха и пошел к себе в покои. Проходя мимо большой деревянной двери он остановился и прислушался: из комнаты доносился приятный женский голосок, поющий песню о любви. Царь прислонился к двери и закрыл глаза, по его щеке покатилась слеза. Столько забот взвалилось на него в последнее время, что он забыл о своей семье: жене и детям. Столько дум, столько сил истратил он на самозванца, который уже был далеко, а тут, под рукой, росли свои чада. Отворив дверь, Годунов прошел в горницу и сел на большую скамью, покрытую шелковым покрывалом с бахромой. Молодая девушка с длинными до талии волосами, которые были заплетены в густую косу, сидела за работой: она вышивала картину с изображением птиц, сидящих на ветвях. При царе девушка встала и с поклоном опустилась на низенькую табуретку, поцеловав Борису руку.
– Как поживаешь, батюшка? – спросила она, поднимая большие карие глаза.
