, сидя в теплой уютной гостиной в Лондоне; но, когда сталкиваешься с этой стороной природы в действительности, пусть даже речь идет о столь незначительном факте, как гибель какой-то там несчастной газели, чувствуешь себя подавленно. Вы помрачнели. Казалось, вы спрашиваете себя: разве есть такие теории, которые могли бы объяснить страдания, жестокость и грубость, насквозь пронизывающие жизнь? Вы вспоминали о собственных встречах с жестокостью и смертью. Я заметил, что вы бросили взгляд на свою правую ногу, на которой когда-то потеряли палец, и вздрогнули. На вашем лице проступили грусть и меланхолия, в которую мы обычно погружаемся, сознавая неизбывный трагизм человеческого существования.
Но тут вы заметили поблескивающие вдали башни монастыря, и, судя по всему, ваша подавленность уступила место менее безнадежным мыслям. Вы устремили взор в открытое небо. В ваших глазах читалась озадаченность, но меланхолия уже отступила. Вероятно, вы задались вопросом, может ли религия что-нибудь противопоставить человеческим страданиям, если науке это не под силу. Именно в этот миг я рискнул согласиться с вами.
– Вах! Шабаш! Мистер Холмс, это куда удивительнее магии, – воскликнул я, изумленный еще одной открывшейся мне стороной его гения. – Вы проследили ход моих мыслей с невиданной точностью. Ваше искусство рассуждения, сэр, достойно всяческого восхищения.
– Ха! Элементарно, дорогой мой Хари.
– Но как вам это удается, мистер Холмс?
– Фокус в том, что вы начинаете восстанавливать цепочку рассуждений собеседника, взяв в качестве исходной посылки идею… ну, назовем ее вслед за многомудрыми буддистами идеей «зависимого происхождения». И тогда по одной капле воды вы сможете сделать вывод о возможности существования Тихого океана или Ниагарского водопада, даже если вы не видали ни того, ни другого и никогда о них не слыхали. Всякая жизнь – это огромная цепь причин и следствий, и природу ее мы можем познать по одному звену[72].
Монастырь стоял высоко на горе, под которой располагалось поселение Традун. Это была обычная для тех мест шумная метрополия, состоящая более чем из двадцати домов, если не считать шатров кочевников, рассеянных по открытой равнине. Отсюда было недалеко до королевства Непал, и там, где оно располагалось, я заметил три далекие, покрытые льдом вершины[73].
До Шигаце мы добрались только через три недели. Нам выпала удача побывать в прославленном монастыре Таши Лхунпо и увидеть его сокровища, однако мы остерегались приближаться к китайскому посольству, которое находилось в западной части города. У нас с Кинтупом с этим местом были связаны самые неприятные воспоминания. На базаре мы услышали множество разнообразных толков о маньчжурском амбане в Лхасе, о его помощнике здесь, в Шигаце, и о неминуемом вторжении китайской армии. Однако насколько мы могли доверять всем этим слухам?
