20. Путешествие в Трансгималаи
Когда мы вернулись в Парк сокровищ, нас уже ожидал горячий и сытный ужин: суп из ячьих хвостов и момо. Я с благодарностью принялся за еду. Пища всегда была для меня великим утешением, особенно в трудные минуты, когда нервы мои были напряжены до предела. Шерлок Холмс, напротив, отклонял дымящиеся блюда одно за другим. Этот удивительный человек в минуты душевного напряжения и думать не мог о еде и иногда в ходе расследования сутками морил себя голодом[88].
– К чему тратить энергию на пищеварение? – сказал он ламе Йонтену, который, судя по всему, понял и одобрил воздержание мистера Холмса, поскольку тут же приказал слугам больше его не беспокоить. В буддизме и индуизме есть учения, в которых считается, что пост обостряет умственные способности. Однако до встречи с мистером Холмсом я не видывал ни одного европейца с подобными привычками.
Вместо еды он вытащил из портсигара сигарету, зажег ее и принялся рассказывать полному тревоги ламе о наших вечерних приключениях. Конечно же, лама Йонтен пришел в ужас оттого, что у нас все пошло наперекосяк и что нам еле-еле удалось вырваться из рук Нечистого.
– Тара Милосердная![89] Это ужасно. Я совершил непростительную ошибку, позволив вам подвергнуться такой опасности.
– Не беспокойтесь, ваше преподобие, – попытался подбодрить его Холмс. – В конце концов, можно сказать, что все обошлось.
– Не вполне, мистер Холмс. Только что Церинг доложил мне, что в результате стрельбы из китайского посольства несколько человек были ранены, хотя и не насмерть – возблагодарим же Будду. Куда более неприятно то, что вас видел Нечистый, или Мориарти, как вы его зовете. Амбань полон решимости предъявить регенту претензии в связи с тем, что в городе незаконно находятся чужестранцы.
– Получается, что наше locus standi[90] в стране с этой минуты под вопросом? – задумался Холмс. – Тогда мы просто обязаны действовать как можно быстрее!
– Да и регент тоже не замедлит обвинить меня в государственной измене, – скорбно произнес лама. Меланхолия его была столь заразительна, что пересилила даже невыразимую joie de vivre[91], которую я испытал, выйдя живым из ужасающей схватки с Мориарти. Кроме того, уныние ламы напомнило мне о нашей первоначальной цели и о том, что мы так ее и не достигли.
– Вот черт! – воскликнул я с отвращением к самому себе. – В этой сумятице мне даже в голову не пришло забрать с собой этот проклятый свиток, прежде чем сбежать оттуда.
