Впрочем, манса Муса мог рассчитывать не только на уже накопленные сокровища. Беседуя с сановниками каирского двора, он рассказал им историю, которая, хоть и не кажется, мягко говоря, чистой правдой, но все же показывает, на какие экономические возможности могли опираться правители Мали в пору расцвета своей державы. Мусу спросили, как он пришел к власти. И он ответил на этот вопрос так: «Мы происходим из дома, где власть передается по наследству. Мой предшественник не хотел поверить, что невозможно достичь конца Окружающего моря[16]. Он желал его достигнуть и упорствовал в своем намерении. Он повелел снарядить двести судов, полных людьми, и другие в таком же числе, наполненные золотом, водой и съестными припасами, которых бы хватило на годы. Тем, кто командовал судами, он повелел: „Возвращайтесь лишь тогда, когда израсходуете продовольствие и воду!". Они отплыли, прошло долгое время, но ни один из них не возвращался.
Наконец один корабль появился, и мы расспросили капитана об их приключениях. „Царь, — ответствовал он, — мы плыли долго, пока не встретили в открытом море как бы реку с сильным течением. Мой корабль шел последним. Другие продвигались вперед, но как только какой-нибудь из них достигал этого места, он исчезал и более не появлялся. Мы не знали, что с ними случилось, и я возвратился назад — я в это течение не входил вовсе...".
Но правитель ему не поверил. Он снарядил две тысячи судов: тысячу для себя и для людей, что его сопровождали, и тысячу — для воды и съестных припасов. Он передал мне власть и отправился в море со своими товарищами. То был последний раз, что мы видели его и остальных. И я остался неограниченным государем».
В этом, по всей видимости, фантастическом рассказе фантастической кажется, однако, прежде всего цифра «две тысячи», а даже не то, что это сообщение упорно использовали иные историки, в том числе, конечно, и африканские, в качестве одного из доказательств того, будто подданные средневекового Мали открыли Америку за триста лет до Колумба. В конце концов, такие заявления — скорее всего просто одно из многих проявлений уже упоминавшейся в начальных главах этой книги тенденции к утверждению «африканского приоритета» во всех решительно областях человеческой культуры. Хотя надо признать, что плавания Тура Хейердала и его товарищей на «Ра» доказали принципиальную возможность достичь Карибского бассейна, используя океанские течения.
Однако постройка двух тысяч мореходных судов или пусть даже на порядок меньшего их числа требовала весьма высокого по тем временам развития судостроительного ремесла, причем именно на океанском побережье. Что ж, позднейшие европейские мореплаватели, например тот же Альвизе да Мосто, рассказывали об африканских мореходных пирогах (да Мосто называет их альмадиас), не уступавших по длине португальским каравеллам и вмещавших до 30 человек. Правда, ко времени плаваний венецианца на побережье, у устья реки Казаманс, где видел такие пироги да Мосто, давно уже не признавали власти царей Мали. Но в начале XIV в. здешние правители, видимо, достаточно аккуратно выплачивали дань манден-мансе. И при всей неправдоподобности рассказа мансы Мусы — а он наверняка преувеличил число судов второй экспедиции в несколько раз — нужно согласиться, что и двести больших мореходных пирог были бы неплохим доказательством того, какую экономическую мощь могло Мали положить на весы своей политики, мобилизовав экономические возможности данников на далеких западных окраинах державы.
