Оставив озеро Фурнаш за спиной, молодой мужчина покатился по узкому шоссе, тянувшемуся по низине между зелеными буграми. Дорога плавно карабкалась вверх и извивалась по обросшему лесом склону невысокой горы. Преодолев километра три по серпантину, Родриго притормозил на очередном повороте и съехал на обочину, чтобы не мешать движению. Впереди, за бурьяном, прятался короткий срез старой дороги, который давно уже не использовался, следовательно, туда никто не захаживал, считал убийца, давно приметивший это тихое местечко. Он запер арендованный автомобиль, снова надел водолазные перчатки, оглянулся скрытно по сторонам и забрел в чащу.
Углубившись шагов на пятьдесят в лес, Родриго встал ненадолго между двумя восковницами, прислушался к окружающим звукам и, убедившись, что посторонних вокруг нет, отошел от деревьев и спрятался за кустами голубики.
Последовало еще одно озадачивающее действие: убийца присел на корточки, вытащил из болтавшегося за его спиной портфеля планшет и стал раскапывать им землю, как лопаткой. Вырыв неглубокую ямку, размером с сам компьютер, он положил его на случайно подвернувшийся большой камень и стал нещадно бить по нему ногой, после чего куча ломаного пластика и металла была захоронена в выемку и старательно замаскирована землей и мелкими ветками.
Минут через десять Родриго выбрался из зарослей с чувством выполненного долга, сел за руль и поехал к своему следующему пункту назначения.
Спустя два часа. Пригород Понты Делгады
Молодой конспиратор ступал босыми ногами по серому песку, омываемому набегающими волнами, набросив пляжное полотенце на плечо и неся кроссовки в руке. Шел он очень медленно, задумчиво поглядывая через черные очки на океан и множество туристов, наслаждавшихся отличной погодой и не ведавших о трагедии, приключившейся за день до этого.
«Скоро будем дома, — вздохнул имагинерец, — все изменится. Это последний день старой жизни. Веронику тоже ожидает новое начало. Вернусь в Имагинеру и буду думать, как выкручиваться. Хоть бы этот баран Филипп сделал все, как я ему велел… ничего, завтра узнаем. Газеты пошумят, пошумят, да и заткнутся. Про Мидаса забудут, и все будет как прежде. Был человек, и нет его больше. Как будто я ничего и не сделал. Интересно, а его будет хоть кто-нибудь оплакивать? Все-таки такой большой человек был. Нынешняя жена точно не будет, бывшая тоже вряд ли. Вероника, вроде, говорила, что у него с родителями плохие отношения, значит, и они не станут рвать на себе волосы.… Зато все вцепятся в его наследство и каждый будет пытаться отхватить кусок пожирнее. Меня тоже никто не пожалел бы, но хоть у меня наследства нет, нечем было бы поживиться. Так и уйду незаметно, потому что у меня нечего отобрать. И смех и грех прямо…. Хотя, если полиция раскроет это дело, — только как они это докажут, я себе не представляю, — тогда меня обязательно заметят. Я, по правде сказать, не о такой славе мечтал. Славой я бы не побрезговал, но вот тюрьма меня не совсем устраивает. И с Вероникой нельзя расслабляться, кто его знает, что она может выкинуть. Вполне может попробовать избавиться от меня, как от лишнего балласта. Не тут-то было, заинька! Меня не так уж просто вытолкнуть из лодки, не надо ее раскачивать. Эх, вот так встреча будет завтра! Посмотрю я, какая у нее будет реакция. Язык, наверное, проглотит. Да и пусть проглотит, хоть лишнего не сможет ляпнуть, где не надо…»
