Мысли Джоанны вернулись к его последнему предложению. Зачем ему нужно, чтобы она осталась? Ведь если он решил привести дом в надлежащий вид, Мария тоже захочет иметь право голоса, пусть она и не имеет ни малейшего представления о стиле той эпохи.
И тут Джоанна вспомнила, что даже не знает, будут ли Грант и Мария жить после свадьбы в усадьбе? Учитывая, что сфера деловых интересов Гранта включает в себя Мексику и Соединенные Штаты, логичнее для него было бы ограничиться домами в этих двух странах. Так что, скорее всего, привести усадьбу в порядок он решил только для того, чтобы продать. И хотя эта мысль причиняла Джоанне странную боль, ее это не касалось и гадать на кофейной гуще не имело смысла.
Не спеша покончив с ленчем, Джоанна села в мощный автомобиль Гранта и откинулась на спинку роскошного кожаного кресла. Было уже достаточно жарко, но ветерок, дувший в открытые окна и люк в крыше, дарил приятное ощущение прохлады. Грант выбрал одну из извилистых дорог по направлению к Йовилю. Через некоторое время они въехали в ворота Монтакьют-Хауза — памятника старины, принадлежащего Национальному тресту. Поставив машину на стоянку, Грант сказал:
— Я просто подумал: почему бы нам с тобой не открыть для себя что-нибудь новенькое?
По извилистым дорожкам они подошли к трехэтажному каменному дому в елизаветинском стиле. Его медового оттенка стены были красиво освещены ярким солнцем; богатые фронтоны и высокие, точно колонны, трубы придавали зданию оригинальный вид.
Кругом стоял гомон и царило радостное возбуждение: актеры в средневековых костюмах, вокруг которых тут и там сгрудились стайки школьников в старинных нарядах, показывали им, как нужно кланяться и делать реверанс. Джоанна восторженно улыбнулась и энергично закивала на вопрос Гранта:
— А ты хотела бы к ним присоединиться?
Смысл этих упражнений стал им понятен, когда Грант и Джоанна добрались до Большой галереи на последнем этаже. Собравшиеся здесь дети кланялись и приседали друг перед другом в изящном менуэте, а потом принялись чинно кружиться, образуя сложные переплетающиеся цепочки.
— Очаровательно! — прошептала Джоанна. После того как танец завершился и танцоры разошлись, они с Грантом смогли полюбоваться на портреты эпохи Елизаветы и Якова. Выйдя из дома, они уселись на траву, и Грант, мягко взяв Джоанну за плечи, заставил ее прислониться спиной к своей груди, чтобы ей легче было сидеть.
На воздухе актеры показывали пьесу об участии сэра Эдварда Фелипса, первого владельца Монтакьют-Хауза и тогдашнего спикера Палаты Общин, в Пороховом заговоре. Но с того места, где сидели Грант и Джоанна, слышно было неважно, а Джоанна и вовсе не могла ни на чем сосредоточиться, все сильнее чувствуя спиной, как бьется сердце Гранта. Она страстно желала обернуться и прильнуть к его груди, чтобы разрядить почти электрическое напряжение, рождавшееся оттого, что она была так близко от него и в то же время так бесконечно далеко. Джоанна чувствовала, как глаза ее наполняются слезами, и как раз в этот момент Грант склонился к ней. Она растерянно замигала, пытаясь скрыть слезы, но он сказал:
