. Если вы желаете дать их, так отнесите рукописи в «Эпоху»
[58] Белицкому
[59], а он уже перешлет их сюда.
Обе ваши рукописи сильно интересны, но «Инженер» оставляет впечатление рассказа недоработанного, и в нем осталось кое-что шероховатое. Например: намеренная, озорниковатая неясность порою производит впечатление неясности намеренной. И — кое-где — небрежен язык.
«Столяры» чудесно начаты, но поиски чудотворного рубанка деревянным человеком иногда принимают характер аллегории, а ведь это — очень серьезная драма тысяч людей и даже — символическая драма.
В общем же — все-таки — хорошо.
По вопросу о гонораре и пр. вам и Лунцу напишет Виктор[60].
Крепко жму руку, будьте здоровы и работайте больше.
8.1.23
Fürstenwalde. Saarow
Каверин — Горькому
Петроград. 12/XI—23
Дорогой и многоуважаемый
Алексей Максимович.
М. Слонимский передал мне, что вы спрашиваете у него обо мне и просите прислать мою книжку. Спасибо вам сердечное за память и доброе ко мне отношение.
Одновременно с этим письмом я посылаю вам мою книгу[61]. Я недоволен ею. Большинство рассказов запоздали печатью, устарели и по общему, кажется, приговору непонятны до крайности.
Возможно, что мне действительно не удавалось прояснить самый замысел рассказа, основное его ядро — как вы мне однажды указывали на это[62].
Летом я был занят работой над новым рассказом «Шулер Дье»[63] (этот Дье — Dieu). Когда я его выработаю окончательно, то непременно пошлю его вам (если можно) и буду просить отзыва о нем. Я положил довольно много труда на этот рассказ и писал честно, не позволяя себе играть словом или действием.
Все меня ругают, и мало-помалу я начинаю терять критерий для того, что хорошо и плохо в моих рассказах. Успеха не имею никакого, и, кажется, это к лучшему.
Серапионовы братья — живы. Некоторые из нас достаточно определились, имеют большой, почти всегда заслуженный успех и, к сожалению, очень поддаются его влиянию. Особенно Никитин, который начинает писать все хуже и хуже. Должно быть, вы знаете о романе Федина («Города и годы»), поэме Тихонова («Шахматы») и других вещах значительных и интересных.
Я не пишу вам о здешней литературной атмосфере. Все труднее становится печатать лучшее, что могут написать многие из нас. Нужна литература ясная, простая, точная. Вероятно, вам известно все о Леве Лунце[64].
Он самый лучший мой друг, и мне без него бывает подчас скучно и трудно работать.
Однако ж я, кажется, держусь довольно крепко и гну свою линию. Что из этого выйдет, бог весть.
