Тело лежало на полу у ног Стаковского. Анна словно безумная смотрела в оцепенении на мертвого мужа.
— Так было необходимо Анна. — Стаковский подошел к жене убитого и, глядя ей в глаза, нежно погладил её по щеке.
Пока он любовался ее лицом, он не видел, как она осторожно взяла со стола нож. Не заметил этого и телохранитель, занятый маленьким Давидом, который наклонился над трупом, чтобы рассмотреть его, рискуя запачкать свой костюм. Анна взглянула в глаза убийце и, дрожа всем телом, резко полоснула Стаковского ножом по шее. Из перерезанной артерии струей хлынула кровь, заливая всё вокруг. Он схватился за горло и, медленно поворачиваясь вокруг, с удивлением смотрел то на Анну, то на своего сына, то на телохранителя. Агония длилась недолго, раздался последний булькающий хрип, обращенный к сыну:
— Отомсти за меня…. выполни мою волю, возьми девочку.
И бывший босс упал рядом со своим подчиненным.
Прошло несколько секунд, и раздался ещё один приглушенный хлопок. Анна, держась за грудь, упала на пол. Это маленький Давид, выполняя волю отца, выхватил пистолет у телохранителя и выстрелил в убийцу.
На полу в освещенной гостиной, у накрытого стола лежали три трупа.
Опешивший телохранитель смотрел на маленького Давида, отдающего приказы, вбежавшей в дом на выстрелы, охране:
— Убейте всех, сожгите дом и сад. Чтобы ничего и никого здесь не осталось. Я так хочу. Тело моего отца перенесите в машину. И найдите девочку.
Адара убежала недалеко. Она спряталась в чулане под лестницей, в котором был ход в подвал. Дверь имела маленькое окошечко, через которое можно было наблюдать за гостиной. Она видела все: как убили ее отца, как мать нанесла смертельный удар ножом, и как мальчик, которого прочили ей в мужья, хладнокровно нажав на курок, лишил жизни ее маму. Она зажала ладонью рот, чтобы не кричать и наблюдала и слушала. До Адары доносились стоны, мольбы о пощаде и приглушенные хлопки. Когда люди Стаковского выволокли откуда-то няню и поставили на колени перед мальчиком, а тот, приставив пистолет к ее лбу, спрашивал, где Адара, она поняла, что пора бежать. Из чулана в подвал, а в подвале черный ход, что-то среднее между вентиляцией и сточным каналом, ведущий далеко к реке на окраине поселка.
Так маленькая Адара, лишившись родителей, по узкому каналу, на половину залитому затхлой водой, выбралась из дома. Дойдя до реки, она пошла вдоль ее течения, все время, прислушиваясь и укрываясь в кустах, когда ей казалось что-то подозрительным. В какой-то момент она остановилась и долго смотрела на далекое зарево пожара. Там горел ее дом. И это зарево отражалось в серых с металлическим блеском, совсем не детских глазах, которые стали еще темнее и серьезнее. Адара не плакала, но много думала, пытаясь понять: «Почему так произошло? Для чего эти люди убили ее близких? Почему родители пустили убийц в дом? Почему поверили? Может они околдовали их, как в ее детских сказках?» Адара все шла и шла, не чувствуя голода, а если хотела пить, то пила мутную воду прямо из реки. Она не спала, потому что заснуть было слишком страшно и невозможно. Необходимо было далеко убежать от убийц. На третьи сутки, обессилев, она свалилась в первом, показавшимся ей безопасном месте, на берегу той же реки, в корнях старого огромного дуба с редкой пожухлой листовой.
