— Социал-демократы всегда предавали. Верить ему нельзя, — сказал старший лейтенант из особого отдела.
Пленному поверили, определили его в девятую роту. С ним произошел забавный случай. Как-то в конце одного из переходов мы обнаружили, что подвода, на которой он был ездовым, пропала. Старшина роты Боголюбов ходил как в воду опущенный.
— Пленный — черт с ним, тридцать пудов муки потеряли. Командир за это голову оторвет, — говорил он товарищам, опасливо поглядывая на Бакрадзе.
— Да, за это Давид по головке не погладит, — посмеивались над Боголюбовым ездовые и старшины других рот.
Мы не сомневались, что пленный воспользовался ночным боем на железнодорожном переезде и сбежал. Каково же было наше удивление, когда через несколько часов он въехал в село.
Боголюбов был на седьмом небе. Он дружески похлопывал ладонью по плечу улыбающегося немца и повторял:
— Молодец, гут. Понимаешь?
Немец согласно кивал головой и улыбался. Он рассказал, что, миновав переезд, его санки на повороте опрокинулись. Один он не мог их поднять. Выскочил на дорогу и начал просить, чтобы ему помогли. Но сани за санями пролетали мимо. Одни ездовые не замечали его, а другие не понимали, чего он хочет, и отмахивались, как от назойливой мухи. Когда же прошла вся колонна, он снял груз и поднял санки. Затем уложил на них мешки с мукой и поехал по проторенному следу. Так и добрался до села, в котором мы остановились на дневку.
Несколько дней все соединение говорило об этом случае.
— Впервые встречаю такого немца, — удивлялся старший лейтенант Семченок.
— А я? — улыбаясь, спрашивал Роберт Клейн.
— Ты не в счет — ты советский немец, — ответил Семен Семенович.
Январь был на исходе, а зима не могла утвердиться в своих правах. Морозы сменялись оттепелями. Выпадал мокрый снег и тут же таял. Хмурое свинцовое небо нависало над лесом и селом Мосир, в котором мы задерживались четвертые сутки.
Вершигора ходил в раздумье, все чаще и чаще запускал пятерню в свою пышную бороду.
— Командир что-то замышляет, — шептались связные, наблюдая на Вершигорой. Они приметили: если Петр Петрович гладит бороду, значит, все в порядке. Когда же он начинает теребить ее — жди боя. Обычно командиры подразделений спрашивали своих связных при штабе:
— Ну как там Борода?
— Поглаживает, — отвечали связные.
На этот раз командир теребил бороду.
Для этого были причины. Минуло полмесяца, как соединение выступило в рейд. Срок достаточный для того, чтобы оглянуться на пройденный путь, сделать первые выводы, задуматься над тем, все ли идет так, как надо. А задуматься было над чем. Проведенные бои, видимо, не вполне удовлетворяли командира и давали богатую пищу для размышлений.
