Прошло две недели. Лёшик исправно звонил мне, рассказывая о трудных буднях российского автосервиса, интересовался моими делами, но о моей «девятке» даже не заикался, как будто бы не желал возвращать ее назад. Посовестившись, я в один прекрасный день приперла его к стенке, чтобы выяснить судьбу моей пропавшей машины. Нет, я вполне могла полагать, что он альтруист и обожает раздаривать миллионные болиды, но это шло вразрез с моими жизненными установками, которые гласили, что за все надо платить, вот только чем?
— Лёшик, что случилось с моей лайбой? Из любого сервиса ее выкидывали буквально через три дня, а у тебя она стоит уже две недели и ты считаешь, что это в порядке вещей? Надеюсь, на ней не перевозят наркотики или трупы?
— Лер, — поморщился парень, — понимаешь, я уже перебрал подвеску, заменил две шаровые, стойку, ступица подстукивала… подварил сзади угол, но все равно она мне не нравится на ходу, а когда мне не нравится машина, я пытаюсь докопаться до сути, иначе беды не миновать. Знаешь, сколько происходит аварий после шинки? Болты затянут плохо, колеса на трассе летают, а мы отвечай… Нет уж, пока на моей поезди, а я твою поковыряю. Ты мне живая нужна и желательно целая!
На такой монолог я не могла ничего возразить и скрепя сердце продолжала ездить на дорогущей иномарке, внимательно следя, чтобы ее не поцарапать.
В выходные мы не всегда могли встречаться, сервис Лёшика работал для автомобилистов чуть ли не 24 часа в сутки и если туда притаскивали очередного инвалида за хорошие деньги, то и трудились там все, как на износ. В эти дни парень звонил мне чаще обычного, интересовался, где я нахожусь, чем занимаюсь и постепенно вытягивал все, что я только могла ему рассказать. Получалось, что он знал обо мне уже многое — где я живу, чем занимаюсь, а я о нем не знала почти ничего, кроме его страсти к машинам, да интереса к архитектуре. Это была его вторая слабость — он любил рассматривать старые дома в центре Петербурга, заходить во дворы-колодцы, заглядывать в освещенные окна и при случае поражал меня знанием строительного дела прошлых лет, как будто сам жил в старом фонде.
— Лёшик, а где ты живешь?
Мы сидели в недорогом кафе, достаточно уютном и тихом, чтобы там можно было поговорить и мне захотелось узнать о нем побольше. За два месяца нашего знакомства я ни разу не замечала за ним попытки поцеловать меня или напроситься на ночь. Бывало, я приглашала его к себе поесть, но к полуночи он вежливо откланивался и уезжал к себе, щелкая меня по носу у самой двери.
