Выше жизни | страница 65
Когда она увидела Жориса, то сказала:
— Барбара была права. Вы слышали его последние слова. Он еще раз повторил: «они прозвонили!..»
— Да, он думал о своих часах, — это была мечта ело жизни. Ему показалось, что они, наконец, прозвонили вместе. Годелива начала снова молиться и плакать, чувствуя угрызения совести при мысли о том, что говорила перед умершим, хотя бы о нем…
Было очень жарко в этот летний вечер, в этой комнате, где заражали воздух агония и лекарства. Надо было ее проветрить! Жорис открыл окно, выходившее в сад и окрестности, сероватые дворы, зеленые лужайки и деревья. Борлют смотрел, ничего не замечая, мрачный от созерцания смерти, казавшейся ему примером, уроком, точно обнародованным в преддверии Вечности!
«Они прозвонили!» Борлют сейчас же понял. Старик, умирая, достиг своей мечты! Значит, он не напрасно надеялся и желал. Сильно желая чего-нибудь, люди достигают этого. Человеческие попытки не напрасны! Нужно только стремление, так как оно достигает желанной цели, когда приходит к концу. Значит, оно удовлетворяет самого себя и поглощается собой.
Таким образом, старый антикварий желал, чтобы все его часы однажды прозвонили в унисон.
Он, действительно, услышал их бой, всех вместе в один и тот же час. — час его смерти… Смерть ведь является завершением мечты каждого! Люди, по ту сторону, достигают того, чего желали в продолжение своей жизни. Наконец, они становятся самими собою, осуществляют свою мечту!
Борлют отдался мечтаниям, думал о самом себе. Он тоже до сих пор жил мечтою, страстною любовью к красоте Брюгге, этим единственным чувством, единственным идеалом, которые уже утешали его в ежедневных неприятностях его несчастного семейного очага. Надо было придерживаться этой мечты, с огромным и исключительным желанием. «Ведь мечта, — думал он, — собственно не мечта, а предчувствие реальности, так как ее достигают в минуту смерти!..»
Между тем, праведник безмолвно покоился; через открытое окно не входило никакого шума… В немой комнате слышно было только, как несколько мух летали, точно хлопья черного снега, издавая звуки своими двумя крыльями. Было что-то торжественное в ропоте маленьких мух, казалось, посланных туда только для того, чтобы сделать молчание более ощутимым, так как оно сознается и измеряется только шумом и оказывается тем обширнее, чем слабее шум. И действительно, молчание показалось более полным, а умерший — более мертвым. Так мало живущие на свете насекомые помогали понимать Вечность…