И съ этимъ фолософскимъ замѣчаніемъ побрелъ своей дорогой и больше не думалъ о немъ.
Ляйтвудъ, къ которому онъ шелъ, оказался дома и обѣдалъ одинъ. Юджинъ придвинулъ себѣ стулъ къ камину, у котораго тотъ допивалъ свое вино, просматривая газеты, потомъ досталъ рюмку и налилъ себѣ за компанію.
— Другъ Мортимеръ, поистинѣ ты поучительная иллюстрація самодовлѣющаго прилежанія, отдыхающаго въ кредитъ отъ своихъ добродѣтельныхъ дневныхъ трудовъ.
— Другъ мой Юджинъ, поистинѣ ты поучительная иллюстрація скучающей, но не отдыхающей праздности. Гдѣ ты былъ?
— Шатался по городу, — отвѣчалъ Юджинъ, — и вотъ теперь явился въ эти Палестины съ намѣреніемъ посовѣтоваться съ моимъ велемудрымъ и высокочтимымъ стряпчимъ о положеніи моихъ дѣлъ.
— Твой велемудрый и высокочтимый стряпчій, Юджинъ, полагаетъ, что положеніе твоихъ дѣлъ незавидное.
— Логично ли говорить такимъ образомъ о дѣлахъ кліента, которому нечего терять и котораго нельзя, повидимому, заставить платить, это еще, думается мнѣ, подъ сомнѣніемъ, — замѣтилъ глубокомысленно Юджинъ.
— Ты попалъ въ жидовскія лапы, Юджинъ.
— Другъ любезный, мнѣ уже случалось попадать въ кое-какія христіанскія лапы, такъ что этото я могу снести, какъ философъ, — возразилъ должникъ, хладнокровно поднося ко рту рюмку.
— Сегодня, Юджинъ, я видѣлся съ однимъ евреемъ, который, кажется, собирается порядкомъ насъ съ тобой поприжать. Типичный Шейлокъ, а видомъ патріархъ. Живописная, сѣдовласая, сѣдобородая фигура въ широкополой шляпѣ и длиннополомъ балахонѣ.
— Да ужъ не пріятель ли это мой? не почтенный ли мистеръ Ааронъ? — проговорилъ Юджинъ, поставивъ на столъ свою рюмку.
— Онъ называетъ себя мистеромъ Райей.
— Я, впрочемъ, вспомнилъ, что это я самъ — должно быть, по инстинктивному желанію принять его въ лоно нашей церкви — окрестилъ его Аарономъ, — сказалъ Юджинъ.
— Охъ, Юджинъ! Ты нынче какъ-то особенно нелѣпъ. Объясни, что ты хочешь сказать.
— Только то, другъ любезный, что я имѣю честь и удовольствіе быть отчасти знакомымъ точь-въ-точь съ такимъ патріархомъ, какого ты описалъ, а зову я его мистеромъ Аарономъ потому, что такъ оно выходитъ и въ еврейскомъ стилѣ, и выразительно, и любезно, — вообще къ мѣсту. Но не взирая на столь вѣскія причины для мистера Аарона именоваться этимъ именемъ, весьма возможно, что это не настоящее его имя.
— Ты положительно самый нелѣпый человѣкъ на земномъ шарѣ, Юджинъ, — проговорилъ, смѣясь, Мортимеръ.
— Нимало, увѣряю тебя… Не говорилъ ли онъ, что знаетъ меня?
