— Онъ добрый человѣкъ, — замѣтилъ кузенъ Джонъ:- Боже сохрани, чтобы я сталъ отрицать, что онъ добрый человѣкъ; но онъ никогда, никогда не пойметъ, что такое приличія.
— Вы знаете, что я вынуждена была проявить твердость, — продолжала Камилла. — Я сказала: это будетъ позоромъ для нашей семьи. Я сказала ему, что безъ плерезъ наша семья будетъ опозорена. Я плакала отъ завтрака до обѣда. Я разстроила себѣ пищевареніе. Наконецъ онъ вспылилъ по обыкновенію и, выругавшись, сказалъ: «Дѣлайте, какъ знаете». Слава Богу, для меня всегда будетъ служить утѣшеніемъ, что я тотчасъ пошла въ проливной дождь и купила плерезы.
— Но вѣдь заплатилъ за нихъ, конечно, онъ? — спросила Эстелла.
— Вопросъ не въ томъ, дорогое дитя, кто заплатилъ за нихъ, — отвѣтила Камилла. — Я купила ихъ. И я часто съ умиленіемъ думаю объ этомъ, когда просыпаюсь по ночамъ.
Звуки отдаленнаго колокольчика и крикъ или зовъ изъ коридора, по которому я пришелъ, прервали бесѣду, и Эстелла сказала мнѣ:
— Пора, мальчикъ!
Когда я уходилъ, они всѣ глядѣли на меня съ крайнимъ презрѣніемъ, и, уходя, я слышалъ, какъ Сара Покетъ проговорила:
— Скажите на милость! Что еще дальше будетъ!
А Камилла прибавила съ негодованіемъ:
— Бываютъ же фантазіи! вотъ что выдумали!
Когда мы шли со свѣчкой по темному коридору, Эстелла вдругъ остановилась и повернулась ко мнѣ; наклонивъ свое лицо близко къ моему, она проговорила съ свойственнымъ ей задоромъ, точно дразнила меня:
— Ну?
— Что прикажете, миссъ? — отвѣчалъ я, споткнувшись и чуть не упавъ.
Она стояла и глядѣла на меня, и я, конечно, стоялъ и глядѣлъ на нее.
— Я хорошенькая?
— Да; я нахожу, что вы очень хорошенькая.
— И я дерзка?
— Не такъ, какъ въ прошлый разъ.
— Не такъ?
— Нѣтъ.
Она вспылила, задавая послѣдній вопросъ, и, какъ только я отвѣтилъ ей, изо всей мочи ударила меня по лицу.
— Ну, что? — произнесла она. — Грубый уродъ ты эдакій, что ты тенерь обо мнѣ думаешь?
— Не скажу.
— Потому что я перескажу наверху? Потому не скажешь?
— Нѣтъ, не потому.
— Отчего ты не заплакалъ, негодный мальчишка?
— Оттого, что я больше никогда не заплачу изъ-за васъ, — сказалъ я.
И это было самое лживое увѣреніе въ мірѣ, такъ какъ я уже въ ту минуту внутренно обливался слезами изъ-за нея. Никто не знаетъ лучше меня, какъ много горя причинила она мнѣ впослѣдствіи.
Послѣ этого происшествія мы поднялись по лѣстницѣ и встрѣтили джентльмена, который спросилъ:
— Кто это съ вами? — онъ остановился и глядѣлъ на меня.
— Мальчикъ, — отвѣчала Эстелла.
