— Ну, — сказала м-съ Джо, разоблачаясь торопливо и съ волненіемъ и отбрасывая шляпу за спину, гдѣ она и повисла на завязкахъ:- если этотъ мальчикъ теперь не будетъ благодаренъ, отъ него уже никогда не дождаться благодарности.
Я глядѣлъ такъ благодарно, какъ только это возможно для мальчика, которому совершенно неизвѣстно, за что онъ долженъ быть благодаренъ.
— Надо надѣяться, что онъ не избалуется, — сказала сестра, — хотя я этого побаиваюсь.
— Она не станетъ его баловать, — отвѣчалъ Пэмбльчукъ. — Это не въ ея характерѣ.
«Она?» Я поглядѣлъ на Джо, губами и бровями повторяя: «она?» Сестра взглянула на него какъ разъ въ эту минуту, и онъ, смутившись, провелъ рукой по носу съ свойственнымъ ему въ такихъ случаяхъ миролюбіемъ и виновато поглядѣлъ на жену.
— Ну, что? — замѣтила сестра обычнымъ сварливымъ тономъ. Чего ты на меня уставился? Пожаръ что ли у насъ въ домѣ?
— Кто-то сказалъ, — вѣжливо намекнулъ Джо, — «она».
— Ну, да, она значитъ она, полагаю? — отвѣтила сестра. — Я думаю, что никто не скажетъ про миссъ Гавишамъ: онъ. Думаю, что даже и ты на это не способенъ.
— Миссъ Гавишамъ, что живетъ въ городѣ? — спросилъ Джо.
— А развѣ есть другая миссъ Гавишамъ за городомъ? отвѣчала сестра. — Она хочетъ, чтобы этотъ мальчикъ ходилъ къ ней играть. И, конечно, онъ будетъ ходить. И пусть хорошенько играетъ, — прибавила сестра, внушительно кивая головой въ мою сторону:- или я ему задамъ ходу.
Я слышалъ про миссъ Гавишамъ, которая жила въ нашемъ городѣ,- всѣ въ околодкѣ слышали про миссъ Гавишамъ, — страшно богатую и сердитую лэди. которая жила въ большомъ и мрачномъ домѣ, кругомъ запертомъ отъ воровъ, и вела такую жизнь, какъ будто она была въ плѣну.
— Вотъ штука! — проговорилъ Джо въ недоумѣніи. — Дивлюсь, откуда она знаетъ Пипа!
— Дуракъ! — закричала сестра. — Кто сказалъ тебѣ, что она его знаетъ?
— Кто-то говорилъ, — съ прежней вѣжливостью намекнулъ Джо, — что она хочетъ, чтобы онъ ходилъ къ ней играть.
— А развѣ она не могла спросить дядюшку Пэмбльчука, не знаетъ ли онъ мальчика, который бы приходилъ къ ней играть? А развѣ не могъ дядюшка Пэмбльчукъ, который всегда такъ добръ къ намъ и заботливъ (хотя ты и не цѣнишь этого, Джозефъ, прибавила она, тономъ глубокаго упрека, точно онъ былъ самый безчувственный изъ племянниковъ), указать на этого мальчика, который стоитъ тутъ и важничаетъ (торжественно завѣряю, что я не думалъ важничать) и на котораго я всю жизнь работала, какъ негръ на хозяина.
