Но её надежды разбились, когда она обнаружила, что Джинива вышла замуж за беззубого наркомана, принимающего ЛСД, она беременна, получает бесплатное питание от Армии спасения, её большие красивые глаза полны невменяемости и расстройства. Кортни умоляла Джиниву убежать с ней, обещая поддерживать Джиниву и ребёнка деньгами из своего трастового фонда, обещала, что они вместе создадут группу, едва ли не обещая жениться на ней. Но Джинива не поехала и, наконец, Кортни уехала одна.
(Спустя годы Кортни наняла частного детектива в попытке ещё раз определить местонахождение Джинивы. Его усилия были безуспешными.)
Дин Мэттисен, теперь управлявший «Met», был рад нанять Кортни в качестве своего ди-джея. Она только что провела шесть месяцев в Англии, у неё остался ливерпульский акцент и энциклопедические знания новой музыки. Она знала причуды портлендской сцены. И она была молодчиной: даже не держала на него зла за порку мороженой рыбой.
Хотя Кортни вскоре переселилась к Дину и нескольким другим «Негодяям», она недолго жила в доме «Napalm Beach». «Napalm Beach» была популярной местной группой, чей общий дом, в традиции домов групп с незапамятных времён, был сооружением, похожим на полую раковину, украшенным голыми матрацами, граффити, листовками с концертов и хламом. Лидер этой группы, Крис Ньюмэн, был гитарным богом весом в 450 фунтов. Кортни по-прежнему не очень хорошо играла на гитаре, но она отчаянно хотела научиться. Когда работник, обслуживающий её трастовый фонд, вручил ей рождественскую премию, она купила усилитель. Она изучила каждое движение Криса, на сцене и на репетициях. Чего она в то время не понимала, так это то, что «Napalm Beach» во что бы то ни стало пытались звучать точно так же, как «Stooges».
Ньюмэн казался странным источником влияния. Но у Кортни могло быть и хуже, и вскоре она это доказала. Будучи отвергнутой своими родителями, Кортни на самом деле никому не позволяла достучаться до своей души, очень обижать её. Она нежно любила Джиниву и Джулиана, но она не позволяла им затронуть истинные струны своей души. Теперь она собиралась предложить их тому, кто с удовольствием их разорвёт.
Розз Резабек-Райт был глэм-рок-фантазией или кошмаром, в зависимости от вашей точки зрения: впалые глаза, как у птицы, испачканные макияжем, оставшемся с ночи, тонкие конечности, затянутые в спандекс, длинная шея, обмотанная цепями, розовато-оранжевая стрижка и начёс в стиле, возможно, наводящем на воспоминания о Зигги Страдасте или Сиде Вишесе, но безвозвратно больше склоняющемся к Роду Стюарту. Он пел в «Theatre of Sheep», слегка неоромантическом синт-поп-ансамбле, эмблемой которого был бокал шампанского с пузырями, проливающимися через край. В этой группе на клавишах играла невеста Розза, Лесли.
