Зачарованные камни | страница 29
— Все на свете, — улыбнулся он, — имеет свое объяснение.
— Или у тебя с деньгами проблемы, или я тебя плохо знаю.
— Все меняется. Цены растут, и конца этому не видно.
— Как машина?
— Сегодня нормально. Без сбоев.
— Могу назвать имя?
— Из каких кругов?
— Молодой предприниматель. Из богатых. Нувориш. Недавно разведен. Возможно, имеет родственника среди военных.
— Из высоких чинов, надо понимать. Что хочешь узнать?
— Все что сможешь.
— Ясно. Давай.
— Фаустино Баррондо Екуб.
— Готовь пять сотенных, — Тень одним глотком допил бокал и поднялся. — Жди здесь.
Окна закусочной выходили на глухую торцевую стену дворца. На фоне стены отчетливо вырисовывались силуэты трех старых рахитичных пальм, вид которых почему-то вызвал у Растелли неприятную ассоциацию: ему представилась сцена расстрела.
— Просто конфетка, — сказал Тень. Он уже вернулся и снова сел, положив на столик сложенную втрое газету. — У него несколько имен. Связей с военными никаких. Отец ливанец. Или ливиец.
— Знаешь, какая между ними разница? — засмеялся Растелли, вспомнив старый анекдот.
— Между ливанцем и ливийцем? Не знаю.
— Как-нибудь объясню. А сам-то он гватемалец?
— Мать, похоже, из аборигенов. Хорошенькая помесь!
— Почти как у тебя, — Растелли снова засмеялся.
— Да уж. Он твой клиент?
— Не совсем.
— Ладно, это не мое дело. Открой газету и посмотри. Я пойду закажу еще пива.
— С собой можно взять?
— Ты меня удивляешь. Это было бы… незаконно, — улыбнулся Тень.
Растелли развернул газету. В середине ее лежали два листа из страшного архива. К одному из них ржавой скрепкой была прикреплена фотография сорокалетнего мужчины с густыми усами, смуглой кожей, прямыми черными волосами, поседевшими на висках, с залысинами.
Внимательно прочитав отчет обо всех незаконных сделках, совершенных Фаустино Баррондо за двенадцать лет, Растелли сложил газету и вернул ее Тени.
18
Сильвестре открыл глаза. Снова закрыл. Под действием лекарств ему снился сладкий сон — бельгийская улочка. Вот только ноги очень болели.
На соседней кровати лежала маленькая девочка. Некрасивая, тощая, с пристальным взглядом. Медсестра сделала ей укол, и девочка, поплакав, заснула.
Поднять руку, повернуть голову, пошевелить пальцами ног — все требовало огромных усилий. Он был очень слаб, но жажда свободы — звериная жажда свободы — крепко сидела в нем.
В руках у человека, что вышел тогда из-за каучукового дерева, был пистолет. Пуля, ранившая другого, предназначалась ему. Они хотели убить его, но не смогли. Или Бог спас, или очень повезло.