Разбойник | страница 3
Но парнишка наотрез отказался от денег. Чавуш усадил его рядом с собой, погладил по волосам. Эта сценка повторялась каждый раз, когда он приезжал в гости.
Тем временем жандармы успели отвести лошадей на конюшню и вошли в комнату. Один из них принес сумку начальника. Из одного ее отделения чавуш извлек небольшие башмаки и папаху. Папаху он нахлобучил на голову Мехмеду, башмаки надел ему на ноги.
— Ну, теперь ты у меня как паша. Машаллах, и будешь настоящим пашой.
Чавуш никогда не забывал прихватить с собой какой-нибудь подарок. Мехмед очень его любил. Смотрит, бывало, как его старший друг прохаживается в сверкающих сапогах, и думает: «Вот это йигит! Из всех йигитов йигит!»
Из другого отделения сумки Хасан вытащил подарки для женщин. Пришла девушка-служанка, унесла их на женскую половину.
Каждый раз, когда приезжал чавуш, Мехмед усаживался с ним рядом и, стараясь не упустить ни одного слова, слушал его разговор с отцом. Да и всегда, когда в доме бывали гости, Мехмед засиживался с ними до полуночи.
— Что случилось, брат? — недоуменно спросил Ахмед-эфе. — Чем ты так взволнован?
— Мой эфе… — начал было чавуш и тут же запнулся. Затем под пристальным взглядом хозяина медленно продолжил: — Вот уж не думал, что такое может стрястись со мной. Говорить даже стыдно.
— Ну, — поторопил Ахмед-эфе.
— Выехал я к тебе рано утром. Соскучился, дай, думаю, повидаю своего брата. Едем мы себе спокойно, и вдруг нас обстреливают. Хорошо еще, успели ускакать, никого даже не задело. Это, верно, разбойники-греки. Преследовать их я не стал — к тебе ведь ехал, брату своему, святое дело, нельзя его откладывать. Решил, что мы изловим их вместе с тобой. Да вот стыд заел. Так ли поступают настоящие йигиты? Надо бы вернуться, пока они еще не ушли далеко, да поквитаться с ними!
— Не горюй, брат. Мы с ними еще поквитаемся. Отдохни немного, поешь: проголодался небось с дороги.
— Не могу. Кусок в горле застрянет. Позор-то какой!
— Ничего, успокойся… Эй, — крикнул хозяин своим домочадцам, — сготовьте что-нибудь для чавуша. Да поживее!
Но чавуш даже не притронулся к еде. На все настояния хозяина твердил одно:
— Не могу терпеть такой позор!
Как только остальные жандармы перекусили, эфе вскочил на ноги:
— Я понимаю твои чувства, брат. Сейчас мы отправимся в погоню.
Он вооружился, и через несколько мгновений они были уже в пути. Впереди мчались Хасан-чавуш и Ахмед-эфе, сзади пятеро жандармов. Словно кузнечные мехи, раздувались бока лошадей.