Долгое время Махмуд-хан не мог привыкнуть к горам, к здешним людям и нравам. Роскошью беязидский дворец превосходил даже стамбульские дворцы, но освоился он там с трудом. Долго тосковал, скучал. Рассеяться ему помогли горянки: и на лицо хороши, и станом стройны, таких тоненьких девушек нигде больше нет. В первый раз он женился на армянке. Во второй раз — на дочери курдского бея. Третью жену привез себе с Кавказа. Четвертая была с берегов озера Урмийе. От этих четырех жен родились у него три дочери и восемь сыновей. Было у паши еще пятеро братьев — все они жили на Игдырской равнине. Он их слегка презирал, чурался. Лишь младший брат жил сначала во дворце, но потом и он перебрался к братьям. Женился на девушке из тамошнего знатного рода, да так и осел в тех краях. Паша до сих пор не мог простить ему этого.
Лишь одна страсть была у Махмуда-хана — охота. Каждой весной отправлялся он вместе со своими ловчими на Эсрюкдаг или Сюпхандаг либо в Сорскую или Зиланскую долину. Там он охотился на оленей и возвращался с сотнями шкур.
Одну из дочерей паши звали Гюлистан, другую — Гюльриз, третью — Гюльбахар[2]. Гюлистан, дочь армянки, была высокой рыжеволосой девушкой с большими карими глазами, осененными длинными ресницами. Наряды себе она выписывала из Стамбула, следуя придворной моде. Так же поступала и Гюльриз, белокурая красавица с небесно-синими глазами и длинной лебединой шеей. Из всех троих эта была самая образованная, еще девочкой знала наизусть стихи Ахмеди Хани[3]; придет, бывало, в мраморный зал и читает всем собравшимся. Паша любил ее больше остальных. Гюльбахар сильно отличалась от своих сестер — ростом пониже, плотно сбитая, лицо светлое, открытое, орехово-смуглое. По принятому у горянок обыкновению она носила несколько нижних юбок, волосы заплетала в сорок косичек. На шее — золотое ожерелье, на ногах — браслеты с изумрудом и жемчугом. От природы она была большая умница. Говорила мало, почти всегда улыбалась. Все прочие дети паши редко выходили из дворца, с простым народом не знались. Иное дело — Гюльбахар. Ни одна большая гулянка, ни одна свадьба без нее не обходились.
Жители Беязида и горцы просто обожали Гюльбахар, чтили ее как святую. Захворает ли кто, беда ли где приключится, Гюльбахар уже тут как тут. На коне она ездила как заправский йигит. Паша никогда не вмешивался в ее дела, лишь поглядывал издали, думая: «Родись она мужчиной, всей бы этой Горой, как падишах, заправляла!»
