— Да, если вернусь! — мрачно заметил Фернов.
— Снова это вечное предчувствие смерти! — возразил доктор, досадливо пожав плечами. — Оно у тебя становится какой-то манией.
— Потому что я чувствую близкий конец!
— Вздор! Если существует кто-то, кого не возьмет и пуля, так это ты! Не сердись, Вальтер, но я должен тебе сказать, что твоя отвага граничит с безумием. Ты бросаешься в бой без оглядки, ничего не видя перед собой; там, где самая большая опасность, — там ты первый! Твоя смелость поражает всех твоих товарищей.
— А между тем среди них нет ни одного, который не считал бы меня раньше трусом! — с горькой улыбкой сказал Фернов.
— Да, это верно, — откровенно сознался доктор, — но, по правде говоря, во всей твоей фигуре, во всем облике не замечалось ничего мужественного. Ты был настоящим человеком пера, занятым исключительно книгами; мы все думали, что грохот пушек приведет тебя в полную растерянность. Однако ты очень скоро приобрел вид боевого героя, и после первого же сражения другим офицерам пришлось изменить свое мнение.
На губах Фернова промелькнула грустная улыбка, между тем как в глазах сохранилось прежнее мечтательно-меланхолическое выражение. У входа в парк послышались чьи-то тяжелые шаги, и в аллее появилась высокая фигура Фридриха, который казался еще больше и внушительнее в военном мундире. Видимо, Фридрих очень гордился своим солдатским званием; по крайней мере, на его лице отражалось сознание силы и собственного достоинства.
— Честь имею доложить, ваше благородие, — проговорил он, отдавая честь Фернову, — что в деревню прибыл экипаж с англичанами, желающими проехать через наш пост в горы.
Фернов быстро обернулся. Грустная мечтательность исчезла с его лица, оно приняло деловое, решительное выражение.
— Это невозможно. Пропускать запрещено! — коротко и строго ответил он.
— Англичанин не соглашается вернуться обратно; он говорит, что у него есть какая-то бумага, и непременно хочет видеть либо господина майора, либо господина поручика.
— Хорошо, я все равно собирался идти в деревню, — сказал Фернов, взглянув на часы. — Неприятная история, — обратился он к доктору. — Это, вероятно, ни в чем не повинные путешественники, и задерживать их нет смысла; но ничего не поделаешь — приказом запрещено кого-либо пропускать.
— Не понимаю, почему тебе это так неприятно? — с улыбкой возразил доктор. — Наоборот, я испытываю в таких случаях полное удовлетворение. Эти дерзкие сыны Альбиона с нескрываемым презрением относятся к нам и тем не менее наводняют Германию и Рейнскую область, где распоряжаются, как у себя дома. Им следует показать, кто здесь хозяин. К сожалению, у себя на родине мы с ними церемонимся, так, по крайней мере, здесь нужно поставить их на место.
