— Господи, что с вами? Вы больны? — воскликнул он. — Последствия этого тяжелого пути дают себя знать. Я был убежден, что вы не вынесете такого путешествия.
Аткинс хотел приблизиться к молодой девушке, но она остановила его движением руки.
— Нет-нет, ничего, это сейчас пройдет, — пробормотала она, — мне ничего не нужно; дайте мне только, пожалуйста, стакан воды.
Аткинс сильно обеспокоился. Он знал, что Джен не подвержена нервным припадкам, которых он вообще не признавал, и опасался, что девушка серьезно заболела. Зная, что нельзя надеяться на расторопность прислуги, он поспешил сам пойти за водой.
Джен только и ждала его ухода. Ей не нужна была вода — она придумала предлог, чтобы удалить Аткинса и остаться на время одной; ей это было необходимо, чтобы не задохнуться от той муки, которая переполняла ее сердце. Молодая девушка подошла к двери, заперла ее на ключ, затем опустилась на колени перед диваном и, закрыв глаза руками, отчаянно разрыдалась. Теперь она была одна и не стала больше сдерживаться.
«Представьте себе ребенка, потерявшего родителей и случайно попавшего к ученому, который из всего, что только есть на свете, знает и любит только свою науку!» — вспомнились ей слова Фернова.
А теперь еще это письмо с Рейна!
Страшное предположение сорвало покров с тайны, в которой боялась себе признаться гордая невеста Алисона. В смертельном страхе она сжала руки и с безграничным отчаянием воскликнула:
— Всемогущий Боже, не допусти этого! Пусть он будет моим противником, злейшим врагом на всю жизнь, — я покорно снесу все, лишь бы он не оказался моим родным братом!
Был ясный сентябрьский день. Лучи солнца проникали сквозь густые ветви каштанов в парке, окружавшем старинный замок во Франции. Поблизости от замка находилась деревня, где был теперь расквартирован один из германских прирейнских полков, участвовавших в недавних боях. На уцелевшую часть полка была возложена обязанность охранять от неприятеля перевал, к которому вела горная дорога, начинавшаяся сразу же за деревней. Солдаты расположились в покинутых крестьянских домах, а офицеры заняли замок, брошенный хозяевами, которые давно бежали куда-то в глубь Франции. Очевидно, офицерам жилось здесь неплохо; по крайней мере, в этот час из столовой доносились веселые голоса, взрывы смеха и звон стаканов.
Под огромным развесистым каштаном лежал на высокой траве офицер, задумчиво смотревший на густую листву, пронизанную красноватым светом заходящего солнца. Его, как видно, не занимали ни красота парка, ни веселый шум офицерского застолья; он поднял голову только тогда, когда к нему близко подошел какой-то человек в военной форме. Подошедшему можно было дать около тридцати лет; судя по его мундиру и погонам, это был военный врач.
