Вся палитра нежности | страница 55
Уже на лестнице ноздри Александра Ильича возбужденно затрепетали. Из чуть приоткрытой двери тянуло сладко-сдобным духом. Все тело банкира обкидали мурашки. Так пахло дома, в родном Григорьевске, когда мама пекла пироги. Он посмотрел на Прокофьева восхищенно-удивленным взглядом. Тот кивнул и с довольным видом произнес:
– Я об этом и говорил!
Помещение оказалось небольшим, уютным. Простой формы полированные столики из коричневого дерева, вокруг мягкие диванчики. Общего освещения не было. В углу светилась скромная барная стойка, а на каждом столе стояли лампы, выполненные в стиле ретро – похожие на керосиновые. Хотя в хорошо обустроенной квартире директора завода города Григорьевска никогда не было керосиновых ламп, Александр Ильич неожиданно почувствовал себя дома. Он развалился на диванчике, закинул голову на его спинку, прикрыл глаза и сказал другу и компаньону:
– Заказывай что хочешь.
Находясь в состоянии ленивой полудремы в ожидании заказа, Вербицкий вспоминал ныне покойных родителей, тесные, заросшие акацией и сиренью улицы Григорьевска, родную школу, друзей… И только на одно воспоминание он давно наложил запрет. Он никогда не вспоминал свою жену Галочку. Вернее, не так… Он не мог не вспоминать ее, но как только перед его мысленным взором возникал ее образ, Александр Ильич сразу старался переключиться на другое. Со временем он научился это делать довольно ловко. Вот и сейчас, когда ему опять привиделась белокурая Галочка, он сразу же перекинулся мыслями к финансовым операциям, которые могли принести его банку новую прибыль. Он как раз собирался поделиться своими соображениями с Прокофьевым, когда о его ноги, вытянувшиеся в проход, кто-то запнулся. Александр Ильич резко открыл глаза, чуть привстал и как раз успел подхватить падающую женщину, с которой они вместе завалились обратно на диванчик.
– Что же вы… Да как же… Разве же можно так выставлять ноги… А если бы я была с подносом… – раздраженно приговаривала она, пытаясь высвободиться из обхвативших ее стройный стан рук и встать на ноги.
Когда ей это удалось сделать, Александр Ильич поднял на женщину глаза, собираясь извиниться, и обомлел. Перед ним стояла материализовавшаяся из его дум жена Галочка. Из тех самых дум, которые он гнал прочь, которые с корнем пытался вырвать из собственного сердца. Конечно, эта «Галочка» не была юна, как та, на которой он женился. Этой было лет сорок. Она могла бы быть дочерью той Галочки, которую он любил. И одновременно не могла ею быть. У жены Александра Вербицкого не было детей. Это он знал точно.