Чего там греха таить, прошло каких-то несколько дней, как они прилетели в Хвойную, и многие наши девчонки потеряли покой и сон, а попросту повлюблялисъ. Правда, тщательно скрывали это. Разве только когда летчики улетали в очередной рейс и прощались, некоторые из нас не выдерживали и ревели - кто открыто, а кто тайком. Ревели и когда они возвращались. Это уже от радости.
Ну, а тот день для нас был и радостным и грустным. Самолеты привезли много раненых. Мы переносили их в госпиталь. Одного перебинтованного с головы до пят летчика сопровождал молоденький лейтенант.
- Летчик-истребитель, командир мой, - проговорил лейтенант. - Жизнь мне спас, а сам... вот как вышло!..
Дрожащими пальцами он вынул папиросу, закурил. Видя, как тяжело лейтенанту в эти минуты расставания с боевым другом, я стала успокаивать его: "Ничего, мол, молодой. Все заживет... Еще встретитесь..." Несем мы носилки, а я все что-то говорю, говорю лейтенанту. Потом присмотрелась к его командиру и глазам не верю: лицом совсем молодой, а голова - седая.
Много волнений было в тот день у находившихся на аэродроме. Радовались, что начал действовать воздушный мост. В то же время, глядя на раненых, на осунувшиеся лица прилетевших ленинградских рабочих, переживали за них, за Ленинград. Приуныли и мы, девушки.
Заметил это пехотный лейтенант на костылях, которому помогли выбраться из самолета. Обернулся к нам:
- Что, красавицы, невеселы?
И представился:
- Алексей Тарасов. Легко тяжелораненый. Хожу, бегаю и пляшу на своих, на четырех.
- Какое уж тут веселье, - ответила я. - Вон вы, бедненькие, все какие. Потанцевать даже не с кем.
- Как так не с кем? - возразил лейтенант и попросил летчика:
- Будь другом, дай-ка мой баян.
Через несколько минут лейтенант уже сидел на ящике, бегло перебирая лады... И вдруг над аэродромом полилась мелодия "Полонеза" Огинского. К игравшему стали сходиться девушки и юноши, работавшие на аэродроме, ходячие раненые, ленинградские рабочие, летчики, техники.
- Вон сколько кавалеров! - лейтенант внезапно оборвал полонез, заиграл плясовую, притопывая здоровой ногой и галантно приглашал: - Танцуйте, дорогие дамы и кавалеры!
- Это были грустные и трогательные минуты, - вспоминает Римма Модестовна. - Молодец лейтенант! Он тогда всех расшевелил - и раненых и нас. Повеселели и рабочие-кировцы.
...Не прошло и недели после перелета эскадрильи в Хвойную, а Пущинскому казалось, что это все было давным-давно - и сбор на Внуковском аэродроме, и волнения перед вылетом, и сам перелет и встреча в Хвойной.
