— Я приказал доставить Козловского, — проворчал инспектор. — Тебе не передавали?
— Да, шеф, но мне кажется, что это дело вас заинтересует. Пан Иероним Брокат явился сегодня чуть свет к нам и хочет дать показания.
Ольшак узнал его сразу. Это был тот самый ювелир, у которого месяц назад украли серебро, а взамен оставили одноглазого клоуна.
Инспектор открыл ящик стола. Одноглазый клоун лежал рядом с двумя другими.
— Продолжай, — сказал он Куличу, стараясь говорить как можно мягче. Ольшак злился на себя за минутную вспышку: ведь всем известно, какая теснота в управлении, и он сам не раз предлагал Куличу, если потребуется, пользоваться его кабинетом. Он вышел в секретариат, попросил принести ему большую чашку кофе, подумав, попросил еще две: для поручика Кулича и его посетителя. Прихлебывая кофе, он со все возрастающим интересом прислушивался к беседе, которую вели ювелир с желтым и гладким, словно пудинг, лицом и поручик Кулич.
— По порядку, — сказал Кулич. — Значит, вас предупредили о том, что готовится ограбление?
— Да, по телефону. Я думал, что это шутка. Кража произошла только через три недели после предупреждения, а тогда я решил, что меня только запугивают.
— Почему вы не обратились в милицию?
— Я же говорю: мне казалось, что все это липа и никакого грабежа не будет. Правда, несколько ночей после того телефонного звонка я на всякий случай спал в магазине.
— Кто вам звонил?
— Женщина.
— Одна и та же? Было ли в ее голосе что-нибудь характерное?
— Не заметил, но узнал бы, если бы еще раз услышал.
— Вы ее видели?
— Один раз перед самым закрытием магазина, после того, как объяснил по телефону, что не намерен приобретать никаких игрушек. Она пришла под вечер и спросила, не изменил ли я своего решения. Я ответил, что нет.
— Как она выглядит?
— Темноволосая, по-моему, даже брюнетка. Она была в темных очках, таких, знаете, больших, закрывающих пол-лица. Сказала, что все покупают у нее клоунов и что она знает способ, чтобы и я покупал раз в месяц, недорого — полторы тысячи злотых за штуку.
Ольшак поднялся со своего места, открыл стол, вынул клоуна и показал его Брокату.
— Полторы тысячи, пан Брокат, за эти тряпки? А другие покупают. Почему?
— Не знаю. Не знаю, почему так дорого и почему покупают. Не знаю даже, покупают ли вообще, может, она врала.
— Я начинаю догадываться. Она вам угрожала чем-нибудь?
— Потом, по телефону, — ювелир вытер вспотевшее лицо ладонью.
— Потом угрожала ограблением, а сначала?
