— Я тут обмозговал, значит. В компании надежнее будет, думаю. Завсегда так. Ты, Николаич, не прост, весь из ума сшит, — ходил вокруг да около Прокоп Лукич.
— Разговор тот помню. Ты о планах моих спрашивал, подробно так всё выпытывал. Но я тебе ничего не предлагал, по-моему?
— У меня, Николаич, чутьё на людей. Ты думаешь, почему меня обчество решило послать? Стоит мне оступиться — всё село по миру пойдет!
— А то я не знаю! Такой груз ответственности! — Ершов подхалимски закивал головой.
— Я, Николай Николаич, хочу с тобой в долю. Прими наши денежки для своей мастерской, и робят моих пристрой к делу. Ты хозяин справедливый и удачливый, — решительно отрубил Прокоп Лукич.
— Все?! — чуть не свалился с койки Ершов.
— Знамо дело, нет. Половину. Все деньги в один карман не гоже складывать.
— Американцы говорят по-другому: «не стоит складывать все яйца в одну корзину», — рассмеялся Ершов.
— Америкашки такие неуклюжие?
— Ну-ну, — Николай шутливо погрозил пальцем ехидному мужику, — может у них карманников мало?
— И то, правда, — Прокоп Лукич сделал вид, что засмущался, и выжидающе помолчал.
— Ты, Прокоп Лукич, понимаешь, моя мастерская прибыли большой не даст. Мой старинный друг в Петербурге затеял трактора строить. Трактор — это повозка самодвижущаяся, которая вместо лошади землю пашет. Сам понимаешь, их много нужно, тысячи. А я хочу очень быстрые катера делать. Эта игрушка для богатых людей. Дорогая игрушка, но нужно их немного.
— Тогда и ты повозки мастери. Здесь земли много!!! Выгоды будет больше.
— В Америке намечается кризис. Это значит через два-три года наступит безденежье, обычные люди ничего купить не смогут, а богатеи…, им всегда хорошо живется. Не время для тракторов!
— А нынче, в мастерскую? Сколько сможешь робят взять?
— Десятка два. Тут другая проблема. Ты не боишься, Прокоп Лукич, что они станут «америкашками»? Ладно бы только неуклюжести у них прибавится, а если стыд и совесть пропадет?
— Ты, Николаич, вроде бы головастый, — Прокоп Лукич как бы пожевал что-то, и буркнул, — Даже слишком, аж страх берет…
Потом помолчал и добавил:
— А иной раз простого не понимашь, прости господи, как дитё-малосмышка. Рыба гниет с головы. Ты им дурного не покажешь, и они людьми останутся.
— Так я ещё и приглядывать за ними должен? — засмеялся Ершов.
— Должон! А как же по-другому? Если бы кто девку индейскую ссильничал, или кого из тех охотников прибил, до смерти, прости господи, — Прокоп Лукич перекрестился, — тут и моя вина была бы.
