— Я человек творческий, моё сердце огромно. Оно открыто и для черноокой княжны, и для голубоглазой Елены, — улыбался довольно, совсем по-дурацки, Бузов.
— Я сегодня уеду в станицу Рябого. Войсковой старшина пригласил меня обучать молодежь. Казаки пытаются отдать мне долг, думаю. Хотя…, через «того» Гусева прошла не одна сотня казаков. Война с турками, как и любая другая…
— Вовка! Хватит философствовать! Знай, дурашка, мы ждем тебя в Питере! Там такие дела!!! А тут…, провинция.
Глава 8
Законность по-американски
Николай проснулся затемно от скрипа дверного засова. В зыбком свете керосиновой лампы Ершов с трудом рассмотрел силуэт негритянки. Она была полностью одета, и старалась двигаться бесшумно.
«Умница, не хочет меня разбудить», — с нежностью подумал Николай. Он собрался вздремнуть еще пару часиков, но встал на минутку, чтобы найти ночную вазу. Перед тем, как снова улечься в кровать Николай на автопилоте сделал шаг к двери и задвинул засов.
«Продюсер-сутенер», которого привела Зузу, недовольно потолкал дверь, и зло ткнул певичку в живот короткой дубинкой. Она была залита свинцом и обшита кожей. «Продюсер» крайне редко прибегал к насилию, Зузу легко обирала богатых, пьяненьких, одиноких любителей сладкого черного тела. То ли Ершов имел здоровую печень, быстро выводящую алкоголь из организма; то ли Николай слишком рано утащил певичку в свою комнату; то ли шесть часов безумного секса переработали весь спирт в энергию. Но «Белоснежка» показался Зузу абсолютно трезвым, и она не рискнула рыться в его вещах, а тем более снимать с его руки явно дорогие часы. Единственное, что она смогла «унести», был золотой самородок. Он выпал из кармана «Белоснежки», когда тот, раздеваясь, в спешке бросал свою одежду, где попало.
Ершов сладко спал, не подозревая о грозивших ему неприятностях. Сегодня они миновали его. Одно было плохо: у «продюсера» были обширные знакомства на побережье, и его переполняла злость от неудачи.
* * *
Подозрительный на вид латинос, передавший боцману пакет, перед самым отходом, насторожил Ершова. Во время разговора боцман пару раз пристально посмотрел в сторону Николая, как бы оценивая его, и отрицательно помотал головой. Латинос явно настаивал, и ничего не добившись, накарябал записку. Груз золота заставил Ершова подозревать всех, он превратился в маньяка. Николай внешне неторопливо спустился в люк, и стремглав понесся к каюте, где жили русские.
— Прокоп Лукич! «Двум Иванам» нужно остаться в городе. Есть работа, — Ершов потащил своего компаньона в угол, где обосновались особо надежные русские «охранники».
