— Может, я бы и попробовал, но мне необходим мой костюм шамана, без него ничего не получится, — вдруг сказал Калабин.
Он невинно уставился на меня карими глазами, нич-тоже сумняшеся, что этот последний аргумент поставит окончательную точку в моих к нему приставаниях.
— Слушай, Володя, я сейчас пишу книгу по экстрасенсорике, хочу туда вставить кое-какой материал и о тебе. Материализация предметов хорошо бы подошла, — закинул я ему крючок. — Но ты же понимаешь, просто так «на верочку» я написать не могу, мне нужно видеть все своими глазами.
Услышав это, Калабин проглотил наживку с жадностью барракуды.
— Хорошо, — сказал он, сощурив газа и прикидывая все выгоды моего предложения. — У тебя есть какая-нибудь женская одежда, подходящая мне по росту?
— Зачем? — поинтересовался я.
— Понимаешь, тут дело в том, что резкая смена внешнего облика часто помогает эффективному входу в состояние измененного сознания. Особенно та, которая влечет за собой перевоплощение в образ противоположенного пола. Так учил меня мой дед, и так я поступаю до сих пор.
При упоминании о своем деде, йог даже гордо вскинул подбородок. Я не знал деда Калабина лично, но ранее не раз слышал о знаменитом шамане по прозвищу Стеклянная Рука. И только много позже я узнал, что Володя был его родным внуком и, соответственно, потомственным шаманом. Понятное дело: незачем стыдиться такого родства.
Я прикинул рост Калабина, близкий где-то к метру девяносто, и сопоставил с ростом моей жены, чье пальтецо или курточку я мог бы ему предложить хоть и не надеть, но, по крайней мере, накинуть на плечи. Но их телесные габариты были столь несопоставимы, что я
было уже приуныл, поняв, что сегодня не смогу ни побывать на Поле чудес, ни уличить шамана в шулерстве. Но тут я вспомнил, что где-то в кладовой пылится театральное парадное платье, которое принесла жене одна из ее подруг — особа гренадерского роста — для переделки в какую-то более модную модель. Однако эта дылда внезапно уехала, и платье так и оставалось нетронутым.
Я порылся в кладовке, раскопал в нем это платье и дал переодеться Калабину. По размерам оно оказалось даже несколько широковатым йогу и сидело на нем дорогим, бархатным, отороченным горностаем, но все же мешком.
И тут на моих глазах с Володей стало происходить некое перевоплощение. Он снял заколку со своих собранных в хвост длинных волос, распушил их над плечами мягким, небрежным встряхиванием головы. Потом вызывающе выпятил грудь и даже снизу как-то взбодрил ее руками, как это иногда делают женщины, желая приглянуться мужчинам, а потом стал разгуливать по комнате, игриво вихляя худыми бедрами. При этом он томно потягивался, словно кошка, которую гладят, и украдкой бросал на меня липкие взгляды.
