В четверг он побывал на аукционе в одном старом эссекском доме. Она, в последний момент выяснилось, поехать не могла. Роналд подробно описал замечательную коллекцию старинных гравюр. И были там еще стулья, просто прелестные стулья.
— Ах! Жалко, меня там не было! — вздохнула она.
Хотелось сказать ей, что без нее весь аукцион потерял всякий смысл. Потому, мол, исключительно и пошел, что знал, как ей интересно потом будет про все про это послушать. Но выговорилось только:
— Вам, наверно, было бы интересно.
— Еще бы.
Она отхлебнула чаю; спросила:
— А в субботу на эту встречу пойдете?
— Как-то пока не уверен.
— А я не пойду, если вас не будет. Когда у вас прояснится? Она улыбалась, потешаясь, кажется, над его уклончивостью. Он слегка покраснел, но храбро ответил:
— Я, собственно, ждал, я хотел, собственно, узнать, собираетесь вы пойти или нет.
Она на него сверкнула быстрой улыбкой.
— Я вот часто думаю, — она сказала, — насколько искренне мое увлечение прошлым. Конечно, было бы страшно нудно таскаться по всем этим достопримечательностям одной.
Он почувствовал, что лицо его выдает. Промямлил:
— Приятно с кем-то сопоставлять впечатления. Снова она улыбнулась:
— Вы должны обещать, что никогда не бросите меня.
И весело рассмеялась. Он рассмеялся тоже. Подделываться под нее — что еще оставалось. Удерживая голос на легких, даже галантных нотах, ответил:
— Да, миссис Верной, я вам обещаю.
Она налила ему еще чашечку чаю. Глядя с улыбкой прямо ему в глаза, без смущания:
— Я давно уже собиралась вас просить об одной милости. Сердце у него подпрыгнуло и покатилось:
— Да?
— Мне бы очень хотелось, чтоб вы меня называли Лили. А я вас буду Роналд называть, можно?
Склонил голову — и сам себе даже почти не поверил:
— Да, будьте так любезны, — сумел выговорить.
Она чуть откинулась на стуле, легко и прелестно ставя на этом точку:
— Вот и спасибо. А то прямо нелепая официалыцина получается, раз мы с вами друзья.
И кончилось чаепитие. Еще немного посидели, помолчали. Он кожей чувствовал тишь светлой квартиры под лампами, в высоком доме, далеко над гремучей уличной толчеей. Как в склепе — тишь, пустота. Лили задумчиво смотрела прямо перед собой, на свою руку с единственным бледно сияющим золотым кольцом. Потом спросила:
— Скажите, Роналд. Приведись вам прожить жизнь сначала, вы бы стали что-то менять?
Пришлось тщательно взвесить ее вопрос. Никто еще о подобном не спрашивал. И как-то привычки такой не сложилось — говорить о самом себе.
