— И все же нам нужно крайне уважительно обращаться с этим литературоведом, — продолжает Поэт-Криминолог, — поскольку лишь он, хорошо зная семейство Найев, может пролить свет на то, почему все обитатели «Урана» внезапно лишились рассудка и очутились в море.
— Или же кто-то из них все-таки остался на борту? Но почему он тогда убрал лестницу? — вопрошает Следователь. — И как получилось, что потом он тоже оказался в воде? Давайте представим себе пустую яхту и ее обитателей, плавающих два дня вокруг нее…
— Два дня? Это много.
— Вы ошибаетесь. Иногда потерпевшие держались на воде и по четверо суток, если вода была не очень холодной. В любом случае, все они кружили вокруг этой роскошной лакированной яхты, безуспешно пытаясь за что-нибудь уцепиться. Кровавые царапины на корпусе красноречиво показывают, что все были в панике и ярости и не понимали, за какие грехи судьба бросила их в это глупое море.
— Интересно, — размышляет Криминолог, — о чем они разговаривали, пока плавали? Какая жалость, что их слова не доносились до берега, как это происходило во время одного морского сражения. «Поскольку свидетелей нет, — сказал я Литературоведу, — то только вы с вашей проницательностью сможете обнаружить в их рукописях какой-нибудь знак, тайное предчувствие, преднамеренный умысел, желание покинуть этот мир! Благодаря современным методикам чтения текста и особенно черновиков, можно выявить намерение там, где автор и не подозревал, что выдал себя. Это явно был не несчастный случай, и эту загадку нужно разгадать».
— Если только они не отмечали какой-то праздник, — прерывает его Следователь, — и, напившись, не прыгнули ради смеха в воду, не подумав, что лестница убрана.
— Или же все прыгают в воду, кроме одного. И тогда на него внезапно нисходит озарение. Он решает совершить то, о чем давно мечтал в одиночестве. Великолепный способ легко покончить со всей семьей… а заодно и с самим собой.
— Покончить не просто с ненавистной семьей, — развивает эту мысль Следователь, — а, в первую очередь, с литературной семьей. Причем без насилия: убрал лестницу и прыгнул в воду.
— Почему вы говорите ненавистная! Зачастую «красивые» убийства всех членов семьи, наоборот, совершались из-за переизбытка любви. Некоторые из выживших самоубийц, которых мне доводилось допрашивать, не могли смириться с мыслью, что их любимые будут страдать от горя и отчаяния после их смерти.
— Давайте пофантазируем, — предлагает Следователь. — Предположим, что это коллективное самоубийство произошло то ли от избытка любви, то ли от отчаяния. У кого, по-вашему, был этот избыток «любви»… или это отчаяние? Вот вопрос, который нужно немедленно задать нашему странному литературоведу. Кстати, пора бы его навестить, так как приближается время обеда.
