Бои здесь почти не велись, это в районе Крещатика всё было принесено в жертву майдану, а здесь бандерлоги сожгли пару высоток и на этом успокоились. Остальные — хлопотно, думал Цветаев. Хлопотно и скучно. Любая революция рано или поздно испускает дух. Киев мечтал о превентивном ядерном ударе по России. Великая тень Грушевского витала над Липками. Горожане то там, то здесь пробовали обороняться, но после того, как на Подолье бандерлоги расстреляли «клятую» сотню дружинников, город ужаснулся и побежал. С того момента судьба его была предрешена. «Герои в истории» покрыли себя вечным позором в неспособности самоорганизоваться. Гора родила мышь.
— Слышь, — вдруг сказал Жаглин доверительно, — говорят, что Юльку шлёпнули.
— Не может быть! — удивился Цветаев, ему было не до политических ребусов.
— Я тебе говорю, ляха бляха! — как всегда, с жаром начал Жаглин. — По радио слышал!
С тех пор, как правый сектор стал контролировать телевидение, они слушали только московское радио, хотя и у националистов можно было почерпнуть новости. Но они побили все рекорды по части дезинформации.
— Утка, — высказался Цветаев со всей убедительностью, на которую был способен. — Фейк!
Как это Капительман могут убить, если её охраняют не хуже президента России, и кто — американцы! А они мышей не ловят, они свою систему выстраивают. Значит, система дала сбой, решил он. Ха-ха, убедительно!
Арка с другой стороны была завалена мусором, через который пришлось пробираться чуть ли не на карачках. Пахло мочой и вездесущими кошками, а может быть, дождём, который в это лето был особенно надоедливым. Вот и сейчас он сыпанул, и серый асфальт покрылся темными пятнами. Где-то на левобережье непонятно громыхнуло — то ли миномет, то ли гром.
— Может, и фейк, — поутих Жаглин. — Но всё равно здорово! Ляха бляха!
Он мотнул головой, и светлые, жирные волосы разлетелись у него во все стороны. В таком виде он сам походил на бандерлога правого сектора, немытого, запаренного частыми вылазками.
— Почему? — скрывая раздражение, спросил Цветаев.
— Одной сволочью меньше! — патетически воскликнул Жаглин.
— А Вальцмана-Кровавого?
— Вальцмана не знаю. Зяму знаю.
На очереди целая синагога: Коган, Фротман, Гурвиц, Этизон и кролик Бакай, сразу всех не взорвёшь, подумал Цветаев.
— А жаль, — искренно среагировал он и выглянул из арки.
Я не против евреев на бытовом уровне, подумал он, но еврей-политик — это кровь, это мясо. Еврей исторически в меньшинстве и чтобы доказать своё, он не погнушается ничем. Вот почему у них ничего не получается. Подсуетились, а не вышло. А славянами должен управлять славянин без комплексов неполноценностей, и баста! За это боремся, на этом стоим и стоять будем!
