— Партия разваливается, — бросил реплику самый ярый защитник ликвидаторов Борис Фромметт. — Сейчас нужно перейти к открытым политическим актам.
— К каким? — спросил кто-то.
— Что вы спрашиваете, к каким? — вставил Вадим Николаевич. — У нас уже есть опыт таких петиций. А Девятое января забыли! Нет, товарищи дорогие!.. Сколачивать партию, закалить ее в подпольных условиях, поднимать за собой массы — вот что нам нужно!..
Подбельского влекли самые опасные предприятия. Он неоднократно участвовал в организации побегов.
— Это у меня наследственное, — шутил Вадим. — Моя матушка дважды устраивала побеги — из Харьковской тюрьмы, из Киевской. Только за все это она отхватила четырнадцать с половиной лет каторжных работ…
Пожалуй, только Иван Фиолетов да Петр Смидович знали, как Вадим помог бежать большевику Семену Семкову. Ночью в непогоду он переправил товарища к одному из речных причалов, где Семкова ждал пароход, с капитаном которого Вадим заранее обо всем условился.
Подготовил Подбельский и побег Сусанны. Ее, как и Семкова, отправили на пароходе.
11
Исправник не мог не обратить внимания на слишком беспокойного ссыльного. Но когда Подбельскому указывали на частые отлучки из Паладина, он всегда находил причины и отговорки: то надо врача позвать к больному, то рыбы купить, то о дровах договориться.
По распоряжению вологодского жандармского управления 30 января 1910 года полицейские заявились с обыском на квартиры ссыльных. Подбельский в это время жил вместе с эсером Владиславом Каменским. Он вынужден был покинуть Серебряковых: у них родился сын, и посторонний человек стеснял их.
У Вадима Николаевича за годы ссылки это уже был третий обыск. Но еще никогда полицейский надзиратель так не усердствовал, как в этот раз. Он нашел литературу, недавно полученную из-за границы, а главное — несколько экземпляров гектографического журнала Яренской колонии политических ссыльных и разрозненные листы черновиков ряда статей. Недостаточно грамотный, но усердный надзиратель долго копался в этих бумагах и хотел было оставить их на месте, как вдруг прочитал: «…они успели уже забыть, как этот царь-изменник надругался над своим народом…» Еще и еще раз перечитывал надзиратель эту злополучную фразу. Потом протянул листок Вадиму Николаевичу:
— Ваши упражнения?
Отпираться было бесполезно. На одном из листов стояла подпись «В. Торин». Так же были подписаны и некоторые статьи в журнале, в которых разоблачались действия местных властей. «В. Торин» подписал и объявление о провокаторстве ссыльного Самуила Коневского, расклеенное накануне почти на всех домах Яренска и соседних деревень.
