— А теперь что случилось?
— Так... Обыкновенная история.
— Ясно. И где же она, эта история?
— Далеко отсюда. В Перми.
— Далековато.
— Отпу́стите зимой на недельку?
— Пущу... Она не замужем?
— Пока свободна.
— И то слава богу. Так привозите ее сюда.
— Не могу.
— Почему?
— Как говорят воробьи, надо сначала свить гнездо, а потом уже откладывать яйца.
— С такой философией вы еще долго не женитесь.
— До вашего возраста?
— У меня другое...
В природе наступила тишина. Стих ветер, разошлись по домам люди, застыли портовые краны. С черного неба сыпался мелкий аккуратный снежок.
На палубе «Градуса» не было никого, кроме вахтенного матроса Блюменфельда. Капитан и старпом поднялись по трапу.
— Как дела? — по привычке спросил старпом у вахтенного.
— Хорошо, — ответил Абрам. — Второй помощник ушел на берег и просил вам не говорить... Доктор опять наклюкался.
— Правда?
— Правда.
— Где он сейчас?
— В салоне. Рассказывает боцману и Насте, как он на острове операцию делал. Говорит, что у него золотые руки. Те над ним смеются, а он не видит... Жалко его. Вы ему скажите, чтобы он спать шел.
— Ну, а теперь что делать? — спросил капитан, когда они со старпомом зашли в коридор кормовых кают.
— У вас поднимется рука его выгнать? — ехидно спросил старпом.
— Вы не спрашивали у Бакланова, сколько тот ему спирта подарил?
— Не спрашивал. Какая разница?
Капитан поморщился.
— Не надо так строго... Ладно, сходите, пошлите его спать. Сделайте ему отеческое внушение, — может быть, пройдет...
— Попробую, — зло сказал старпом. — Только боюсь, отеческого не получится. Терпеть не могу пьяных — пусть даже с золотыми руками.
17
Около полудня «Градус» подошел к Вороньей скале. Это был невысокий, гладко облизанный волнами камень, торчащий среди пустынного моря, вдали от берегов и островов. На нем стояла ажурная пирамидальная ферма с фонарем наверху — светящийся знак, предупреждающий об опасности проходящие мимо суда. Погода была тихой, и «Градус» стал на якорь в ста метрах от Вороньей скалы.
— Каждую весну приходится знак восстанавливать. Сколько мороки с ним — ужас, — сказал Гаврилов, появившийся на мостике, как только раздался лязг якорцепи.
— А что? Льдом срезает? — поинтересовался старпом.
— Начисто, — подтвердил Гаврилов. — Голая плешь остается. Потому и фонарь приходится снимать. Ферма — черт с ней, она копейки стоит, а фонарю десять тысяч цена. Такую сумму, конечно, жалко. Вы сейчас пойдете на скалу, так побольше всякого вервия с собой наберите, чтобы люди обвязались. А то там сплошной каток. Съедет моряк в воду — и каюк, не вылезет обратно. Фонарь сверху спускайте на концах, а не просто так. Осторожно, не побейте линзы. Там еще стоят шесть ацетиленовых баллонов — их тоже заберите. Вещь подотчетная, списать трудно.
