Из комнаты в кухню зашел высокий худощавый человек лет сорока, одетый в легкий летний китель и почему-то в шапке.
— Бакланов, — кивнул радист. — Начальник.
— Здравствуйте, — сказал Бакланов. — Петя, поставь еще ведро воды... — Он сжал ладонями виски. — Четвертый день...
Петр набрал из бочки воды в ведро и поставил на плиту.
— Очень худо? — спросил Бобров.
Бакланов опустил руки, удивленно посмотрел на него и произнес:
— Хуже некуда...
— Что доктор говорит?
— Думаете, я что-нибудь понял... Какой-то ненормальный аппендицит. Как это он назвал... абсцесс. Да, абсцесс. Он еще чего-то много говорил...
— Аппендицит — это не страшно, — сказал Бобров. — Три раза ножичком чирикнет — и вся игра. Если, конечно, пинцет в животе не забудет. Это у них случается.
— Господи, она же беременна! — крикнул Бакланов. — Ее нельзя резать!
Петр открыл дверцу печи и стал запихивать туда дрова. Из двери вышла молодая худенькая, очень некрасивая женщина.
— Петя, приготовь тёплой воды доктору руки помыть, — сказала она. — Доктор говорит, что... — Она умолкла, увидев Иллариона Кирилловича. Тот плотно прикрыл за собой дверь.
— Ну, Вячеслав Алексеевич, операция неизбежна, — сказал доктор и положил руку на плечо Бакланову. Тот молчал. — Ждать нельзя. Она погибнет.
— Почему? — спросил Бакланов. — Разве от аппендицита умирают?
— Да, умирают. У нее гнойник на слепой кишке. Если он лопнет — будет очень худо. Будет смерть, короче говоря. А он может лопнуть каждую минуту. Мы уже затянули с этим делом.
— Откуда вы знаете, что там... гнойник?
— Это прощупывается.
— А как будет с ребенком?
— Плод придется удалить. Не бойтесь, у нее еще будут дети.
— А если я не соглашусь? — спросил Бакланов.
— Я буду оперировать без вашего согласия, — вежливо сказал доктор.
— А если я вам не дам оперировать?..
Доктор пожал плечами.
— Вы это не сделаете, если вы не враг своей жены. Лучше будет, если вы сейчас к кому-нибудь уйдете. Галина Михайловна, слейте мне на руки.
— Доктор у нас молодец, — сказал старпом. — Вы ему верьте. Ему можно верить.
Доктор кинул на Боброва удивленный взгляд и снова стал внимательно смотреть на струю воды, льющуюся ему на руки из большого, давно не чищенного медного чайника. Он мыл руки долго, неторопливо, еще и еще раз намыливая их, как бы массируя свои сухие, длинные пальцы. И всем было непонятно, зачем человек так долго и так тщательно моет руки. На Бакланова это подействовало успокаивающе. Он тихо откашлялся, сказал:
