С буфетчицей Настей у старпома были очень напряженные отношения. Настя всегда умела дотошно объяснить происхождение полос и пятен на своем зеброобразном фартуке. Коля Бобров, которому по долгу службы приходилось выслушивать эти объяснения, молча наливался багровой злобой, пускал пену и вдруг, обрывая деловитую Настину скороговорку, зловеще шипел:
— Сгинь... Сгинь...
Настя поспешно удалялась под спасительную сень камбуза.
Когда ушел старпом, Абрам захихикал и сказал:
— Настя вчера после ужина очистки от картошки прямо за борт выкинула. Боцман увидел — ну, было! Я так думал, что он ее саму за борт кинет эти очистки вылавливать. Только они, конечно, утонули. Одни корки хлебные плавать остались... Вон капитан идет, — указал Абрам пальцем на берег. Засунув руки в карманы шинели и глядя под ноги, по пирсу шел Сергей Николаевич. Подойдя к форштевню «Градуса», он поднял голову, остановился и минуту стоял на месте, осматривая судно. Потом медленно прошел до самой кормы, наклонился и стал рассматривать воду.
— Осадка кормой четыре метра сорок сантиметров, — сказал сверху Владимир Михайлович.
— Сорок пять, — поправил капитан. — Ну и ободранная же у нас корма. Смотреть совестно. Хоть бы суриком закрасили... Все готово?
— Ломакина нет.
— Без Ломакина как-нибудь обойдемся. Лебедку проверяли?
— Проверили. Тянет, как зверь.
— Сергей Николаевич, а сегодня ночью на Парковой улице ларек обчистили. Доктор рассказывал, — вставил Абрам Блюменфельд.
— А почему вы опять без нарукавной повязки? — спросил капитан. — И стоять надо у трапа, а не за шлюпкой.
— Я флаг подымал, — объяснил Абрам.
— А-а, я это знаю... — махнул рукой капитан и пошел к трапу.
— Немедленно надень повязку, — рыкнул на Абрама Владимир Михайлович. — И не смей мне объяснять, почему ты ее до сих пор не надел!
3
Ровно в девять капитан спустил стекло с правой стороны. Рулевой Преполивановский зевнул и перекатал руль на полборта влево. Коля Бобров пощелкал пальцем по мембране микрофона. Второй помощник проверил машинный телеграф. Боцман Ваня Хлебов натянул рукавицы, оперся задом на брашпиль и впился глазами в высунувшееся из рубки лицо капитана. Васька Ломакин с разбегу прыгнул с пирса на палубу и помчался на корму, где было его место по швартовому расписанию.
В девять часов тридцать две секунды выражение лица капитана чуть заметно переменилось.
— Отдать носовой! — басом скомандовал Ваня Хлебов.
Рулевой Черемухин и матрос Писаренко мгновенно сбросили трос с кнехта.
