— Надолго идем, Сергей Николаевич?
— Это вопрос праздный, — ответил капитан, — но вы его задали кстати. Поймайте сейчас содержателя, пока он еще не скрылся, и проверьте, чтобы на борту полностью был двухнедельный запас продуктов. Если их нет — пусть срочно получает. Да, еще одно: пусть боцман проверит брашпиль и лебедку. Это очень важно. Еще вопросы есть?
— Через недельку лед станет.
— Этого я вам не могу гарантировать. Лед — он, знаете ли, человек вольный. Ну, счастливой вахты. Вот вам моя электрогрелка на ночь. Механики топить будут плохо — им сейчас не до этого.
— Спасибо. Постараюсь ничего не забыть, — пообещал Владимир Михайлович, взял под мышку электрогрелку и понес ее к себе в каюту, с отвращением думая о том, что сейчас придется лезть в холодную, пахнущую крупой провизионку — подсчитывать продукты.
2
Стылая, чуть затронутая портовыми фонарями ночь нехотя уплывала на запад, за низкий бетонный мол. Промозглое утро постепенно обнажало ледяные блины на воде, покрытые инеем суда, скрючившихся вахтенных и приземистые здания складов и мастерских. Вдоль пирса медленно прохаживался охранник в валенках, со старой винтовкой. По хрустящему инею, покрывающему палубы, потянулись первые аккуратные дорожки следов.
На «Градусе» двигатель работал с шести часов утра, а осунувшиеся, чисто умытые механики сидели в салоне и наливались крепким чаем, повесив тужурки на спинки кресел и расстегнув верхние пуговицы на свежих робах. Дизель ровно гремел, и палуба подрагивала. Вместе с палубой вздрагивал стол, нежно звякали ложечки в стаканах, и темная поверхность чая морщилась волнами, похожими на условное обозначение возвышенностей на топографических картах. В батареях отопления голубем ворковала вода. Свет везде горел исправно. Брашпиль и лебедка оказались в порядке. Обе топливные цистерны налиты соляром под завязку. Что еще надо механику для полного счастья?..
В восемь часов второй помощник капитана Владимир Михайлович вышел из рубки и направился на корму, посмотреть — не забыл ли вахтенный матрос поднять флаг. Такое с вахтенными случалось приблизительно раз в две недели. Вахтенным сейчас стоял Абрам Блюменфельд — тихий, могучий и низколобый матрос, у которого на плече наколот синий туз, проткнутый кавказским кинжалом, три строго вертикальные кляксы и коряво написанное слово «Маруся». Работать Абрам мог за троих, а вот сообразительности у него заметно недоставало.
Абрам стоял у флагштока и накручивал флаг-фал на утку.
