На целый месяц я выключился из жизни: не играл в футбол, не ходил на стадион, пропустил новинку кинематографа «Знак Зеро», не купался в Днепре, обманул отца, братьев, друзей, подавил в себе стыд и гордость! Нет, не уступлю ни за что!
Должно быть, Керзон увидел в моих глазах бездну ненависти и отчаянную решимость отстоять свои права. Он отступил на шаг и протянул мне еще один червонец.
— Мне подачки не нужны!
Тогда Керзон оставляет свой деланно вежливый тон.
— Прочь с дороги, сморчок! — визжит он, размахивая кулаками.
Но я стою как вкопанный.
— Гони всю тридцатку.
Керзон снова меняет тактику:
— На, купи себе карамель, бутылку «Фиалки» и на том скажи «боржом, мусье…» — говорит он покровительственно.
— Гони деньги, нэпманская душа, — подступаю я все ближе.
— Господа, да это же восстание черни, — медленно разводит он руками и в то же мгновение наотмашь ударяет меня кулаком. Не успеваю я опомниться, как Керзон пинает меня ногой в живот. Я падаю, но сразу же поднимаюсь, с отчаянием кидаюсь на обидчика и повисаю на нем, вцепившись пальцами в худую глотку. Под моими пальцами заходил кадык Керзона. То была мертвая хватка, он отлично понимал всю опасность ближнего боя: длинные руки давали ему возможность в отдалении господствовать надо мной, но в таком положении драка не предвещала Керзону ничего хорошего. Я так сдавил его своими цепкими и сильными руками, что он разорвал на мне рубаху и стал вопить. Тогда Седой Матрос приказал на время прекратить поединок и снять рубашки. Пытаюсь осторожно стащить рубашку через голову, и в то же мгновение на меня обрушивается вероломный удар в переносицу. Помутилось сознание, в глазах зарябило, поплыли фиолетовые круги. Сжимая кулаки, я поднялся с земли. Казалось, нет теперь силы, способной одолеть меня.
Но что это? Седой Матрос скрутил Керзону руки и связал их поясом. Мой долговязый противник напоминает сейчас мышь в лапах у кота. Степка-точильщик и Юрка Маркелов — форварды пашей команды — проделывают то же самое с его ногами.
После этого Седой Матрос, у которого над хрящеватым носом срослись густые брови, взглянул на меня беспокойно горящими черными глазами и сказал:
— А ну, покажи ему, как связанного бить. По зубам его, под дых…
Я растерянно гляжу па Керзона. Бить лежачего?.. Седой Матрос все понимает и говорит наставительно:
— Пижон! Совесть прибереги, она может тебе пригодиться в другой раз, а гадов надо учить без благородства.
Меня так и подмывает проучить Керзона, но я вспоминаю, как однажды, когда я ударил соседского мальчишку, отец отчитал меня:
