— Ну вот… Вроде обидели мы человека, — Варька провела рукой по лбу. — А ты меня… не обидишь?
Павел улыбнулся, проговорил:
— Варенька, когда я смотрю на работниц и они поют, вынимая рыбу из брезентовых ванн, я думаю о том, что если настоящий человек, то он никогда не обидит женщину. Ну, а уж если найдется такой — грош ему цена. А тебя я не обижу. Водовозову мы правду сказали.
— Какой ты хороший… Пойдем на берег. Я тебе скажу что-то.
Он взял ее за руку, как маленькую девочку, и улыбался. На душе у него стало светло и приятно, он повел Варьку в низ Большой горы, обходя камни: боялся, что Варя споткнется о них.
И вот оно — море! Даже не видно неба: наступила ночь, и из волн поднялась луна; откуда-то из далеких космических глубин она посылала свой печальный мягкий свет, освещая двух людей на земле, на берегу Охотского моря.
Камни были белые, как льдины, будто их швырнуло волной на берег, и остались они лежать навечно, не тая.
— Павел! Смотри!
— Куда?
— Вперед! Ты не видишь горизонта? А меня видишь? Смотри на море. Морей на земле много, но различаются эти моря тем, какие люди живут на их берегах. Охотское море одно из лучших потому, что на его берегах работают и любят друг друга особенные, добрые, суровые и отважные люди, с широкой душой… Вот, как ты… А теперь, Павлуша, на меня смотри.
— Варь, ты что это сегодня?..
— Я не сегодня, я всегда так. Ты ой какой умный! Научи, жить как?
Павел положил руку ей на плечо, она стряхнула его руку:
— Научи, жить как? Чтоб любили, а не лапали.
Павел молчал. Он не знал, как ответить ей, и только слушал ее гордый, веселый и отчаянный голос.
— По рукам бью, а обнимут — приятно. Обними…
Павел растерялся… Конечно, он бы мог ее обнять…
Варька вздохнула.
— Хм!… Сердце даже забилось… Павлуша, если ты будешь мой, я тебя всю жизнь буду целовать…
Варька откинула свои тяжелые косы за спину.
— Слушай меня. Живет человек на земле и живет… И вдруг его дом… горит. Он ищет дверь. А ее нет. Одни стены. Вот так и я. Павлуша, делай со мной все, что хочешь, я вся твоя. Не говори мне ничего. Я люблю твои губы, смотрела на них, но не целовала. Нет, не поцелую… Что-то к нам приезжать перестали… — вдруг переключилась она на другой разговор. — Хоть бы новый кто приплыл, высокий, удалой, уж я б ему полюбилась. Может, сядем?
