В Барановичи, в штаб десятой армии, с депешей отправили Зуева.
Только к вечеру связной привез пакет с приказом командования и личное письмо Ногину от генерал-полковника Семенова. Майор Ногин приказом назначался единым начальником всех частей, находившихся под Слонимом.
«Дружище! — писал генерал в кратком личном письме. — Мир тесен: видишь, опять довелось встретиться. Твой комиссар многое рассказал. Ты все такой же, каким я знал тебя и на финской! Правильно поступил. Отстоять даже одну пядь нашей земли сегодня важнее, чем в другие времена выиграть большое сражение. На днях обязательно побываю в твоих местах».
Из-под Слонима мы ушли через неделю. Обстановка
крайне осложнилась. Тяжелые бои шли с утра до ночи. Немцы стремились во что бы то ни стало расчистить дорогу, убрать со своего пути преграду. Каждый час был на счету, потеря его — потеря успеха. А тут неожиданно наступление остановилось. Мы держали фронт на линии почти в десять километров. В ход враг пустил отборную технику. В воздухе самолетов, как воронья. Но стену, точно она оказалась гранитной, пробить не удавалось. Тогда немцы выбросили большой десант к нам в тыл и отрезали нас от источника пополнения боеприпасами—Барановичей. Предполагая, что основные наши силы тут же будут отвлечены на уничтожение десанта, они рассчитывали нанести сокрушительный удар с запада — и дело с концом: либо нас вынудят сдаться в плен, либо мы будем раздавлены и стерты с лица земли. Ногину немного потребовалось времени, чтобы разгадать этот замысел. Он бросил часть Белостокского и весь Волковысский гарнизоны на левый и правый фланги, где наблюдалась особенная активность противника. Остаток Белостокского гарнизона и отдельный стрелковый полк, подкрепленные танками и артиллерией, защищали наш центр. На них, помимо этого, возлагалась задача контрударом приостановить активные действия немцев на флангах. В глубине расположения, на случай непредвиденной вражеской вылазки, были сосредоточены два саперных батальона, рота ВНОС и три батареи зенитного полка — резерв. Однако Ногин допустил ошибку — он оголил тыл, уверенный, что у десантников не хватит смелости рискнуть перейти в наступление, если они не соединятся со своими основными силами, теснившими нас с запада, а это исключалось. Ногин верил своим командирам, хотя и знал их недостаточно хорошо. Многие были вовсе неизвестны ему. Особенно беспокоил Волковысский гарнизон. Честолюбие некоторых старших по званию командиров, вынужденных подчиняться Ногину, ослабляло силы. Его опасения оправдались: приказ отрыть добротные противотанковые щели и окопы остался невыполненным. И при первом же сильном нажиме немцев Волковысский гарнизон, не зарывшись в землю, не устоял, враг просочился на севере. Спасая положение, ударил наш центр, продвинулся на два километра вперед. Однако это врага не обескуражило: нащупав у нас прореху, он соединился с десантом и тут же перешел в наступление с тыла. В бой был брошен резерв, но он мало помог делу. Ногин приказал занять круговую оборону. Теперь осталось одно — героизм и мужество солдат. Боевых операций ночью немцы не вели. Мы же совершали вылазку за вылазкой, искали слабое место врага. Надо было что-то придумать. Положение стало безвыходным. Мы оказались изолированными. И тут еще будто нарочно отказала рация. Едва наступало утро, как враг принимался долбить с воздуха и с земли переполненный людьми островок радиусом в пять-семь километров. Простреливался чуть ли не каждый сантиметр.
