Костя осмотрел березку, потрогал ее искривленный, с утолщениями ствол. Ветки, словно суставы, пораженные ревматизмом. Землю из трещины почти полностью вымело ветрами. Непонятно, на чем еще держалось, чем питалось бедное растение? Заговорил об этом за ужином. Смуглый, со сросшимися у переносицы бровями Виталий Журавлев, зевнув, сказал угрюмо:
— Чудо природы!
Долго не мог уснуть Гордиенко в свою первую ночь на Гранитном Утесе—на одной из крайних точек нашей необъятной Отчизны. Вспоминал отца, мать, друзей — комсомольцев из целинного совхоза. Это они говорили Константину Гордиенко, рекомендуя его в кандидаты партии: «С тебя начнем, ты среди нас самый достойный». Как же снова найти себя, как стать достойным человеком и здесь, в воинском коллективе?
В семь утра новичок-радист вскочил, словно его кто толкнул в бок. Койка мичмана была пуста — поднялся, видно, на вышку. А все остальные спали. Отбросив одеяло, Костя сделал несколько энергичных движений руками и громко сказал:
— Подъем, ребята!
В комнате никто не шевельнулся. Только Журавлев неохотно открыл глаза:,
— Ты что, рехнулся?
— Распорядок есть распорядок, — ответил Гордиенко.— Для всех.
Он встал на табурет, открыл форточку, впустив в
комнату вместе со свежим воздухом запах, моря и рокот волн. Сделав физзарядку, растопил плиту, поставил на нее чайник. Затем надел наушники и включил радиоприемник. Рука проворно забегала по бумаге: радист, сокращая слова и. предложения, записывал последние известия — далекая Москва передавала обзор «Правды».
Завтрак прошел в молчании — матросы косо поглядывали на новичка, удивившего всех своим рвением в службе. Но Костя словно бы и не замечал этих взглядов. Коротко рассказал о событиях на Большой земле, а затем достал из вещевого мешка телеграфный ключ и наушники, полученные от командира роты в учебном отряде, и тут же начал монтировать приемо-передаточное устройство.
Мичман, заходивший несколько раз в комнату, придирчиво осматривал схему, вычерченную на листке, трогал пайку, приговаривал:
— Ну, давай, давай!
За час до обеда Гордиенко сел к столу, нажал несколько раз ключ, словно беря тон на клавишах, затем начал медленную, плавную передачу текста учебной радиограммы.
С тех пор так и повелось: три раза в день надевал Костя наушники. Один раз принимал циркулярную передачу по флоту — учебно-тренировочный текст для всех, радистов, а остальные два раза принимал радиограммы от мичмана, четырнадцать лет прослужив шето радистом на крейсере.
