— Всего лишь институт окончил, — скромно ответил я. Старшина, однако, не был настроен философски дискутировать на тему, что есть высшее образование.
— У нас проблема. — Он завел меня в темный угол за котлами, где на кушетке спал рыжий Поваренок. Поваренок, очевидно, был пьян. От старшины также ощущалось амбрэ. — Вот. Когда очухается, я его самого сварю! — пообещал Атаманов. — А пока сможешь котлы запустить? Воды налить, вскипятить, чтобы все было чики-пуки! — Атаманов сделал такой жест, будто провел в воздухе дирижерской палочкой. Хотелось ответить, что при такой кормежке не только «чики», даже «пуки» не получаются, но не стал.
— Разберусь, — сказал. Как будто мне что-то иное оставалось.
— Вот и славно! — воскликнул старшина. И, хлопнув Шляхова по спине: «Пойдем!» — увел его в поварскую бытовку, откуда слышались голоса. Мафия гуляла.
Мне было удивительно, как это Шляхов, сержант без году неделя, так быстро затесался в ряды мафии? Рубликов уже год отслужил, а не вхож.
К счастью, все тумблеры, лампочки и краны на котлах были снабжены надписями на русском языке. Освоившись, я вздохнул свободнее, но тут над крышкам котлов возникла опухшая физиономия Поваренка и уставилась на меня в недоумении. Если к его рыжей, курчавой даже при короткой стрижке головенке приставить рожки, в руки дать кочергу, поставить к котлам, был бы похож на чертика, — подумал я. — Хорошо бы еще в каждый котел посадить по сержанту. В один, допустим, Рубликова, в другой — Шляхова. И пусть пели бы друг другу: «И тоо-лькоо — оо-днаа! Два — не хоо-роо-шоо!» — когда черт станет поддавать жару.
— Аоа эна ээ адо?! — заорал на меня Поваренок. Акустика в варочной была отвратительная, да у него еще дикция никудышная.
— Аоа эна! — в тон ему гаркнул я. — Воду кипячу за тебя, алкоголика!
— Борзый, что ли?!! — изумился моей наглости подмастерье местного ада и, обогнув котел, кинулся ко мне. Думал мне пинка отвесить, типа каратист. Однако ногу его я поймал, поддернул кверху, и бедолага рухнул спиной на кафель. То, что затылком ударился, — ничего. Голова у него нынче мягкая была, как сися, по выражению одного знакомого.
— Ах, ты, сука! — завопил Поваренок и снова попытался наскочить на меня. Ну просто петушок — золотой гребешок какой-то!
— Не сука, а кобель, в крайнем случае, — поправил я его, хватая за грудки и впечатывая спиной в котел. Даже испугался! Испорчу оборудование, оставлю народ без завтрака, меня самого съедят!
